Повинности

Приведенные в инвентарях середины XVIII в. данные о структуре и размере повинностей во всех трех престимониях выглядят так:

Прудки и Малый Корень — за оседлую четверть волоки чинш в размере 5 тынфов[18], а за приемную — 2 тынфа. Всего за 0,5 волоки основного надела — 7 тынфов (266 грошей).

Великий Корень — за оседлую полуволоку 9 злотых (270 грошей) чинша.

За пользование пустовской землей во всех престимониях — 1 тынф (38 грошей) за каждую четверть волоки.

Дякло в денежном эквиваленте: в Прудках и Малом Корене– 2 тынфа (76 грошей), в Великом Корене– 2 злотых и 16 грошей (те же 76 грошей).

В Прудках значилось медового полгроша, но, очевидно, имелась в виду половина злотого, так как то же медовое в Малом и медовщина в Великом Коренесоставляли 15 грошей.

В Прудках существовала отработочная повинность: 6 дней роботы и 1 день подводы в год; в Малом Кореневместо этого — за 6 дней робощизны 2 тынфа деньгами, еще 2 тынфа за лодровщизну (всего 4 тынфа, или 152 гроша); в Великом Корене– 15 грошей работнины, 2 злотых и 16 грошей ладройщины (в сумме 81 грош, причем независимо от величины надела).

С типичного хозяйства, владевшего полуволокой оседлой и приемной земли, в Прудках и Малом Коренепричиталось 266 грошей чинша, 76 грошей дякла, 15 грошей медового и отработочных повинностей на 152 гроша, что в сумме дает 509 грошей (чуть менее 17 злотых). У хозяйств, владевших пустовской землей, к этому добавлялось от 38 до 228 грошей.

В Великом Коренерасклад был такой: 270 грошей чинша, 76 грошей дякла, 15 грошей медового и отработочных повинностей на 81 грош, что в сумме дает 432 гроша (14,4 злотого). Держатели 2/3 волоки платили по 405 грошей чинша, 114 грошей дякла, 22 гроша медовщины и тот же 81 грош за отработочные повинности, в сумме 622 гроша (20,7 злотого). У держателей целой волоки выходило по 803 гроша (26,8 злотого).

Таким образом, сумма повинностей с целой волоки в двух престимониях составляла около 1000 злотых, в третьем — около 800 (за счет меньшей цены отработочных повинностей). Данные цифры можно сопоставить с цифрами 1570-х гг., как автор делал это в отношении инвентаря 1680 г. Напомним, что с того времени курс злотого по сравнению с полновесной монетой упал еще более чем в 2 раза. Дукат, за который в 1580-е гг. давали от 56 до 58 грошей, с 1717 г. приравнивался к 540 грошам. Можно привести еще данные по курсу талера — крупной монеты, содержание серебра в которой на протяжении второй половины XVI–XVIII в. оставалось почти постоянным (в пределах 20–25 г). В 1570-е гг. талер приравнивался к 30 грошам, а с 1717 г. — к 8 злотым (240 грошам)[19]. Это подтверждает вывод о том, что грош со времени волочной реформы на Кореньщине обесценился в 8–9 раз. Поэтому повинности с волоки реально сопоставимы примерно с 90–125 грошами того времени. Следует подчеркнуть, что тогда они в действительности составляли 100 грошей с волоки лучшей земли и 90 — со средней. Другими словами, рост повинностей по-прежнему не опережал темпов инфляции.

Особенно выгодной для крестьян оказалась коммутация дякла в денежную форму. В 1570-е гг. с полуволочного участка хорошей или средней земли причиталось дякло в 0,5 бочки-солянки ржи (в тогдашних ценах — 7,2 гроша) и 0,75–0,5 бочки овса (9–6 грошей), 2 курицы и 10 яиц (около 4 грошей), что в сумме составляло 16–20 грошей. В середине XVIII в. денежная стоимость дякла с полуволоки составляла 76 грошей, что соответствует примерно 9 прежним грошам.

Можно приблизительно подсчитать, какой сумме соответствовало бы дякло, если бы его по-прежнему выплачивали натурой. Цены на продовольствие в середине — второй половине XVIII в. неоднократно указываются в инвентарях разных имений. Они колебались в разные годы и на разных территориях, но в целом виленская бочка ржи (442 л) стоила от 16 до 25,5 злотого, бочка овса — от 6 до 20 злотых, курица — от 6 до 12 грошей, десяток яиц — от 3 до 10 грошей[20]. Если перевести эти цены в объем бочки-солянки (154 л), в которых измерялось дякло в XVI в., то при средних ценах половина солянки ржи стоила бы примерно 3,8 злотого, 0,75 солянки овса — 3,7 злотого. Принимая курицу и яйца за 0,5 злотого, дякло в вышеуказанном объеме следует оценивать в 8 злотых, или 240 грошей, — более чем в 3 раза дороже.

Данные о повинностях середины XVII в. можно сравнить с близкими по времени сведениями о соседнем имении Эйнаровичи. Часть его в 1752 г. прежний владелец Томаш Цедровский продал супругам Михаилу и Зофии Свидам. На момент продажи там насчитывалось 17 дымов и 8,5 оседлой волоки, что тоже составляет по 0,5 волоки на хозяйство. С каждой хаты причиталось по 2 мужских (конных) и 2 женских (пеших) дня барщины в неделю, к тому по 5 гвалтов (единовременных выходов по 1 человеку со всех дворов) во время жатвы (жнива) и по 2 гвалта во время пахоты (оранья). Дякло, также с каждой хаты, составляло по 2 четверти (т. е. полбочки) минской меры жита и овса, воз сена, 2 курицы и 2 десятка яиц. Еще надлежало выпрясть из своего льна 3 рулона (тальки) полотна и уплатить 1 злотый (видимо, подымного) [21].

В 1770-е — 1780-е гг. объем повинностей в престимониях Прудки и Великий Корень возрастает, впервые опережая темпы инфляции. Это было связано с периодической отдачей престимониев в аренду, что сразу приводило к скачку повинностей.

В Прудках в 1774 г. плата за типичный надел в 0,5 оседлой волоки составляла 18,5 злотого (555 грошей). При этом никаких отработочных повинностей крестьяне не выполняли. В 1775 г., когда престимоний взял в аренду ксендз Кореньского костела, с полуволоки полагалось 10 тынфов (по тогдашнему курсу 32 злотых, или 960 грошей) чинша и 6 тынфов (576 грошей) за мед и воск, к тому же крестьяне отрабатывали еще по 2 дня панщины в год в пользу ксендза. Надо полагать, что барщина отрабатывалась на плебанской дворной пашне, с которой не справлялись собственные подданные. К 1778 г., по окончании аренды, барщина исчезла, а чинш снова понизился, но не до прежнего уровня — до 20 злотых (600 грошей) с полуволоки. В 1787 г. сумма чинша за 0,5 волоки по-прежнему составляла 20 злотых. Вероятно, существовали и иные повинности, аналогичные повинностям крестьян из других деревень (подымное, медовое), но в инвентаре они не упомянуты.

В Великом Коренев 1781 г. с типичного надела в 0,5 волоки причитались подати в размере 20 злотых чинша, 4 злотых и 20 грошей подымного, в сумме — 740 грошей. В октябре 1783 г. этот престимоний отдан в аренду шляхтичу Михаилу Осецинскому, стольнику Речицкого повета. Инвентарь 1786 г. фиксирует довольно сложный состав повинностей на протяжении этой аренды. Разнообразные денежные платежи, которые надлежало внести ко дню св. Михаила, со стандартной полуволоки составляли 24 злотых чинша, с каждого двора по 2 злотых медового и 1 злотый 10 грошей подымного — государственного налога. Ранее этот налог уплачивали владельцы в зависимости от количества дымов в имениях, а во второй половине XVIII в. они начали раскладывать его непосредственно по крестьянским хозяйствам. За дополнительные морги полагалась особая плата — по 1 злотому и 15 грошей с пашенного и по 24 гроша — с сенокосного морга. За каждый уплаченный злотый начислялась надбавка в размере 1 гроша — грошовая подать. С кутников причиталось только по 6 злотых 20 грошей подымного. Всего со двора в зависимости от размеров надела приходилось разных денежных платежей на сумму от 18 до 55 злотых, чаще всего — порядка 35–37 злотых (1050–1110 грошей) в год. Можно констатировать увеличение чинша по сравнению с 1747 г. в 2,7 раза, медового — в 4 раза и появление новых денежных податей — подымного и грошового.

Дякло снова выступало в виде натуральной повинности — по полбочки (виленской, т. е. по 221 л) ржи и овса, по 4 курицы и 30 яиц, по 2 копы грибов в год с каждой полуволоки. В денежном исчислении стоимость этих товаров (без грибов) составляла примерно 17,8 злотого, или 534 гроша (из расчета 10 злотых за рожь, 6 злотых за овес, 36 грошей за кур и 18 — за яйца), т. е. стоимость дякла по сравнению с серединой века выросла в 7 раз. Вместо работнины и лодройщины также появилась реальная отработка (повинность рочна) в размере 3 мужских и 2 женских дней в год, плюс одна поездка на своей подводе или транспортировка по воде одного плота до Вильни (на расстояние около 210 км). Кроме того, надлежало выходить на ремонт мостов, гатей и корчмы (в других документах такая повинность известна под названием шарварок), а в случае основания в деревне нового двора каждое хозяйство обязано было вывезти из леса по 10 бревен для построек.

Суммарно денежный эквивалент всех повинностей в Великом Коренев 1786 г. можно оценить примерно в 3200–3300 грошей в расчете на целую волоку — в 3–4 раза выше, чем в 1740-е — начале 1760-х гг., при сопоставимом уровне цен (на сейме 1766 г. курс злотого по отношению к серебряному талеру в пропорции 8 : 1 был подтвержден, а по отношению к золотому дукату даже повышен с 18 : 1 до 16 злотых и 3 гроша за дукат[22]). Возможно, впрочем, что после окончания аренды в престимонии Великий Корень повинности, как и в Прудках, снова сократились. Но вряд ли они опустились до уровня 1740-х гг.

Чинш в размере 20 злотых с полуволоки (40 злотых, или 1200 грошей, с целой волоки), утвердившийся во владениях капитула к концу 1770-х гг., сопоставим со средним уровнем чинша в 25 магнатских имениях запада и центра Беларуси во второй половине XVIII в. (1219 грошей с волоки) и превышал показатель по 14 шляхетским имениям (960 грошей). На востоке чинш был выше: в среднем 1398 грошей в 18 шляхетских имениях и 2880 грошей — в 4 магнатских[23]. Это, видимо, объясняется распространением в магнатских латифундиях на востоке голого чинша, почти без дополнительных повинностей. Поэтому его размер сопоставим с общей суммой повинностей в Великом Коренев 1786 г.

Чисто чиншевые имения, каковым оставался капитульный Корень, и даже имения с сохранением заметной доли чисто чиншевых наделов в это время представляли собой меньшинство в масштабах Великого Княжества Литовского. Из учтенных В. Ф. Голубевым по данным многочисленных инвентарей 23,5 тыс. дворов чисто чиншевыми был 6451 (27,4%), из них основная масса (5462) — на востоке Беларуси, где их доля составляла 55,8%. На западе и в центре такие дворы насчитывали 989 из учтенных 13724 (7,2%), еще 301 двор (2,2%) пользовался одновременно чиншевыми и приемными либо только приемными волоками[24].

Во владениях плебании в отличие от престимониев капитула сохранялась дворная пашня и соответственно барщина. В 1740-е гг. ее выполняло каждое хозяйство в объеме 2 дней в неделю зимой (от Св. Юрия осеннего до Св. Юрия весеннего) и 3 дней — летом. К 1783 г. барщина составляла уже по 3 дня как летом, так и зимой. Всего за год каждому хозяйству надлежало отработать 156 мужских дней (женщины к барщине не привлекались). В течение года 9 хозяйств (это 31 мужчина работоспособного возраста, не считая 3 кутников) должны были, помимо своих наделов, обработать 3 волоки дворной пашни. На каждого мужчину приходилось в среднем 45 дней барщины в год. Зато от большинства других повинностей подданные плебании, видимо, были освобождены. В 1783 г. упоминается только подымное в размере 3 злотых и 10 грошей с хозяйства.

Стойкое сохранение фольварка в небольших земельных владениях плебании, а также возврат в натуральную форму дякла и подводной повинности в Великом Корене (в последней нуждались для транспортировки собранного продовольствия в Вильню) указывают на то, что сбыт зерна на внутренних и внешних рынках вновь стал важным хозяйственным фактором. Для всей Беларуси во второй половине XVIII в. характерно возрождение фольварка. Рынки сбыта зерна, частично утраченные за десятилетия войн и неурядиц, были постепенно восстановлены, вновь сложилась благоприятная конъюнктура. На рынках Гданьска и Крулевца (Кенигсберга), через которые вывозилась на Запад основная масса зерна из Речи Посполитой, на протяжении 1750–1795 гг. цены на рожь выросли в 4,5–5 раз, на пшеницу — в 3–4 раза [25]. Землевладельцы не замедлили отреагировать на изменение конъюнктуры. В 109 государственных имениях Великого Княжества Литовского площадь дворной пашни с 1738 по 1760-е — 1770-е гг. увеличилась в 2,6 раза[26]. В помещичьих и церковных имениях происходил аналогичный процесс. Исследователи единодушно расценивают вторую половину XVIII в. как время расцвета барщинно-фольварочной системы в разных регионах Восточной Европы[27].

Более 2/3 из учтенных в сводке В. Ф. Голубева дворов выполняли барщину либо в чистом виде (35,1% по всей стране, с незначительными региональными отличиями), либо в сочетании с чиншем (35%, на востоке число таких хозяйств достигало 41,4%). Среди 389 дворов в церковных имениях Минского повета, вошедших в эту сводку, барщину в чистом виде выполнял 351 (90,2%), в сочетании с чиншем или платой за приемную землю — 29 (7,5%). На этом фоне владения Кореньской плебании, где также практиковалась барщина, соответствовали общей картине, а владения капитула были исключением из правила.

Но даже при наличии барщины в плебании ее норма была ниже средней по территории Беларуси. По подсчетам П. О. Лойко, в 29 частновладельческих имениях запада и центра Беларуси во второй половине XVIII в. панщина составляла в среднем 9,8 человеко-дня в неделю с волоки[28], т. е. 4,9 дня с полуволочного надела.

Типичный уровень барщины демонстрирует соседнее с Коренем имение Эйнаровичи. В одной его части, принадлежавшей Ярошу Галимскому и его жене Елене из Цедровских и сдаваемой ими в аренду, в 1774 г. барщина с одного хозяйства (селибы) составляла 112 мужских и 122 женских дня в год, т. е. 4,5 дня в неделю[29]. Видимо, здесь дни барщины исчислялись по такой же схеме, как в расположенном неподалеку имении Метличицы. Там, судя по инвентарю 1777 г., обычный уровень барщины составлял по 2 мужских и женских дня в неделю, но на период жатвы (начиная со Св. Ильи русского) женщины выходили по 3 раза в неделю[30]. В другой части имения Эйнаровичи (той, которую в 1752 г. купили Свиды) к моменту ее повторной продажи в 1779 г. отработочная повинность осталась на прежнем уровне — 5 дней (2 мужских и 3 женских) в неделю с каждой хаты. Гвалты составляли теперь 3 женских дня во время жатвы и 2 мужских во время пахоты (т. е. число женских гвалтов сократилось на 2). С оседлой полуволоки причиталось подымное в размере 2 злотых (в 2 раза больше, чем в 1752 г.), а также 3 курицы и 20 яиц, 3 тальки полотна, с приемной — чинш в 10 злотых. Упоминаются также повинность по ремонту дорог (до засыпываня гребель, т. е. гатей, ежели бы того потреба была) и поочередное ночное сторожество[31].

Присоединение к Российской империи в 1793 г. повлекло развитие белорусской деревни в направлении, прямо противоположном тому, в котором происходило развитие западноевропейской деревни в это же время. Французская революция, ликвидировавшая все формы феодальной зависимости, дала мощный толчок общественной мысли в других странах. Идея о моральной неприемлемости крепостничества возобладала почти повсеместно. В Пруссии крестьяне получили личную свободу (хотя и без земли) в 1807 г., в Баварии — в 1809 г., в Гессене — в 1811 г., в Вюртемберге — в 1817 г. На той части Речи Посполитой, которая в ходе наполеоновских войн попала под протекторат Франции в качестве Великого Княжества Варшавского, крепостное право было отменено в 1807 г.[32]

Накануне крушения Речи Посполитой веяния французской революции начали проникать и на Беларусь. В имении Гать, расположенном всего в 20 км восточнее Кореньщины и непосредственно граничившем с имением Ганевичи, помещик Игнаций Корибут Дашкевич в начале 1792 г. отменил крепостное состояние своих крестьян, о чем была внесена запись в актовую книгу Минского земского суда[33]. Но под властью России, где крепостничество приобрело, пожалуй, самые жесткие формы в истории всей Европы, процесс пошел вспять. Не только подданные имения Гать вновь стали крепостными, но и подданные Виленского капитула впервые испытали настоящую барщину.

После второго раздела Речи Посполитой владения капитула, как и соседний Мурованый Двор (Эйнаровичи), в 1794 г. были конфискованы и примерно на 30 лет объединились в одно имение. С 1795 г. оно принадлежало И. Н. Неплюеву, а затем его родственнице, генеральше Енгалычевой. Барщина, издавна привычная подданным Мурованого Двора, распространилась и на бывших капитульных подданных. Это нововведение оказалось столь болезненным, что мрачную память о нем зафиксировал более столетия спустя Адам Варлыга: С этого времени вольные люди Кореньщины должны были отрабатывать пригон в Мурованке по одному дню в неделю. По народным пересказам, люди уклонялись от пригона. Да их нелегко было и выгонять на пригон, так как они были расселены маленькими группками по лесам. Поэтому новый помещик приказал, чтобы эти люди переселились в большие деревни, и отвел им там усадьбы. Если же кто-то не хотел переселяться в деревни, Неплюев приказал сжигать их строения и заново строиться на старом месте не разрешал[34].

Подобный рост повинностей затронул и владения Кореньского костела. В них на момент инвентаря 1804 г. барщина составляла уже 4 дня (2 мужских и 2 женских) в неделю, а также 2 толоки в год (на вывоз навоза и на жатву). Одному из крестьян — Винценту Щербовичу, как новику недавно оседлому, предоставили льготу на 2 года, по истечении срока которой он должен был выполнять повинности наравне с другими. В инвентаре 1807 г. при том же объеме барщины появился еще и денежный оброк в размере 53 злотых 10 грошей (1600 грошей) с полуволочного надела.

Новый состав повинностей в бывших капитульных владениях отражается в пересказе не дошедшего до нас инвентаря, составленного в начале 1826 г. — накануне их продажи полковнику Чудовскому[35]. Крестьяне делились на тяглых и оброчных (количество тех и других не указано). С тяглого надела размером в 0,5 волоки причиталось по 2 мужских (упряжных) и 2 женских (пеших) дня барщины в неделю, от восхода до заката солнца. Ежегодные гвалты для тяглых крестьян заключались в отработке 6 дней на косьбе сена (для мужчин) и жатве (для женщин), причем участвовать в них должны были все трудоспособные в возрасте от 14 до 55 лет, оставляя лишь одного человека в доме для избережения от огня. Для оброчных крестьян (основной повинностью которых являлся денежный оброк — эквивалент прежнего чинша) количество гвалтов было вдвое меньшим. К дополнительными повинностям относились сторожество (по одному конному и одному пешему сторожу в течение полунедели с разрешением отработки взамен этого дополнительно 2 дней панщины), ночной караул в господском дворе (поочередно по 2 взрослых мужчины в ночь, только от тяглых дворов) и такой же караул у крестьянского запасного магазина, где хранился резервный запас зерна (наравне для тяглых и оброчных дворов), обязанность участвовать в починке дорог, мостов и гатей. Подводная повинность для тяглых заключалась в одной большой поездке (на расстояние от 15 до 25 миль) и одной малой (от 7 до 15 миль), для оброчных — по 2 большие и 3 малые поездки. При этом поклажа не должна была превышать 17 пудов. Тем, кто имел в лесу ульи, половину меда надлежало отдавать помещику. Все же прочие работы или посылки для нужд помещика следовало учитывать в зачет барщины, не употребляя мужских дней за женские и не оставляя до взыскания с одной на другую неделю.

Контроль за исполнением повинностей возлагался на войта, назначаемого по давнему заведению не более чем на 2 деревни. За это его полуволочный надел освобождался от панщины, гвалтов, ночного караула и мужского сторожества. Но если войт имел земли свыше полуволоки, то за излишек обязан был выполнять повинности наравне со всеми, равно как за его двором сохранялись подводная повинность и женское сторожество. В помощь войту назначались десяцкие, с которых снимались 1 день панщины в неделю и 1 гвалт. Должность войта давала реальную власть и большие возможности, но почти неизбежно влекла ухудшение отношений с односельчанами, которых приходилось выгонять на барщину. Это даже нашло отражение в одной из пословиц, собранных А. Варлыгой: Ня будзь ні войтам, ні сватам, дык ня будзіш чалавекам праклятым.

В 1840-е гг. в имении применялась довольно сложная система раскладки повинностей, зависевшая не от величины надела, а от количества трудоспособных в хозяйстве (таковыми признавались мужчины от 15 до 55 лет и женщины от 15 до 50). Как правило, на каждого трудоспособного приходилось по 1 дню барщины (пригона) в неделю. В целом на 142 тяглых хозяйства это давало еженедельно 286 мужских дней (из них 275 дней конных и 11 — пеших) и 288 женских, т. е. примерно по 4 дня на хозяйство. Кроме того, независимо от числа трудоспособных каждое хозяйство обязано было отработать один день в качестве шарварка, что давало еще 100 конных и 42 пеших дня в неделю, а среднее число отработочных человеко-дней с тяглого хозяйства достигало 5. Помимо еженедельных отработок с каждой работоспособной души (включая огородников и даже кутников) причиталось в год по 6 дней летней помощи, или толоки. Эта повинность была унаследована еще с XVI в., но вместо волоки или двора исчислялась теперь с каждой души. 138 наиболее крепких хозяйств выполняли еще в год по 1 подводе (поездка со своим гужевым транспортом на расстояние в среднем в 1 милю, или 7,4 км).

В инвентаре приведены нормы трудозатрат на обработку 1 дес. сельхозугодий (эти нормы обязан был выполнить крестьянин при отработке барщины и шарварков). На троекратную вспашку десятины под посев сохой в упряжке из пары волов отводилось 9 дней, на боронование — 4,5, на вывоз семян и посев — по 0,25 конного и пешего дня. Для уборки хлеба отводилось 6 пеших (женских) дней, для отвоза его на гумно — 1 конный, на укладку в скирду — 1 пеший. Для обмолота хлеба с десятины озимого посева (с веянием и уборкой соломы) требовалось 14 пеших дней, а с ярового посева — 10. На сенокосе 1 дес. требовала 3 мужских дней на кошение сена и 3 женских на просушку и укладку в копны, 1,5 конного дня на перевозку и 3 женских — на укладку в скирду. Суммарные затраты на десятину озимого посева составляли при таких нормах 36 человеко-дня, ярового — 33, сенокоса — 10,5.

Статистическое описание за 1855 г. подтверждает, что с полного надела по-прежнему полагалось по 2 конных и 2 пеших дня пригона в неделю, по 6 дней сгонов с рабочей души. Огородники были обязаны отрабатывать по 24 дня в год, бобыли — по 12, кутники — по 6.

В бывших владениях плебании повинности крестьян в первой половине 1840-х гг. составляли по 2 мужских и 2 женских дня пригона в неделю, по 4 дня конных сгонов со двора и по 4 дня пеших с каждой души в год, 6 строительных дней в год со двора. Переведенные в разряд государственной собственности, прежние владения плебании попали под действие положения о люстрации казенных имений, принятого в 1839 г. Положение предусматривало упорядочение земельных наделов крестьян и замену отработочных повинностей денежным оброком. В зависимости от обеспеченности рабочей силой и скотом крестьяне должны были получать тяглые, полутяглые наделы или не получать их вовсе, переходя в разряд бобылей. Люстрация проходила в общем русле мероприятий, проводимых правительством в процессе подготовки к отмене крепостного права. В ходе люстрации жителей Кореня и Нарбутова перевели на оброк в размере 10 руб. 58 коп. с полного надела. С полутяглого надела он выплачивался в половинном размере.

В период Российской империи крестьяне должны были платить также государственные налоги. По указу от 23 июня 1794 г. на территории Беларуси с крестьян взимался подушный (поголовный) налог в размере 85 копеек с каждой души, указанной в последней ревизии. Если кто-то из мужчин, отмеченных в ревизской сказке, умирал, его доля подушного налога раскладывалась на остальных вплоть до очередной ревизии. В случае неуплаты налогов крестьянами помещик рассчитывался с государством за своих подданных, а затем взыскивал с них сумму недоимки в свою пользу. Кроме того, в пользу государства собиралось по одному четверику муки (оцененному в 15 копеек) и по половине гарнца круп (с помещичьих крестьян — по целому гарнцу). Дополнительные налоги взимались на строительство дорог, на содержание присутственных мест, на винокурение (право производить в данном имении водку).

В белорусской историографии пока не осуществлен систематический анализ структуры и динамики государственных налогов в первой половине XIX в., и мне не удалось до конца прояснить этот вопрос. По отрывочным фактам известно, что к концу 1830-х — началу 1840-х гг. у государственных крестьян (каковыми стали и бывшие подданные капитула) подушный налог составлял 3 рубля ассигнациями[36], еще 25 копеек — дорожный налог, 5 копеек — налог для строительства каналов, 10 копеек — продовольственный налог[37]. У помещичьих крестьян ставка налогов была сопоставимой. В имении Понятичи в 1836 г. его платили в сумме 1 руб. 65 коп. подушного налога в полугодие (т. е. 3 руб. 30 коп. в год), плюс 1 руб. — на винокурение, 15 коп. — на полицию, 5 коп. — на продовольствие[38].

Существовали еще так называемые земские повинности: на ремонт дорог, постой войск, содержание арестантов, предоставление подвод для государственных нужд. Эти повинности выполнялись частично натурой, частично — деньгами. Жители Кореня и Нарбутова, по материалам люстрации, отрабатывали общественную запашку — по 3,5 тяглого (конного) дня в год с каждого тяглого хозяйства и по 5 пеших дней — с полутяглого. Для ремонта общественных строений, мостов, дорог полагалось ежегодно по 3 тяглых и 3 пеших дня с тяглого хозяйства, по 6 пеших — с полутяглого. Сумма земских сборов в денежном эквиваленте в Минской губернии равнялась 68 коп. В имении Понятичи земские повинности, выплачиваемые деньгами, составляли около 40 коп. на душу.

Общая сумма денежных выплат на душу достигала не менее 5 руб., а на хозяйство из 8 чел. — 40 руб.

[18] Тынф — серебряная монета, которая в период 1717—1749 гг. приравнивалась к 38 грошам, или 1 злотому 8 грошам.

[19] Рябцевич В. Н. О чем рассказывают монеты. —2-е изд., перераб. и доп. — Мн., 1977. С. 157.

[20] Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. 35. — Вильно, 1910. С. 67, 73, 108, 110, 119, 192, 198, 233, 242, 305, 320, 325; Там же. Т. 38. — Вильно, 1914. С. 76 — 77, 202. Данные по инвентарю 1734 г. имения Бочейково приводятся в публикации: Цехановецкий В.П. Хроника одного поместья. Бочейково. — Витебск, 1905. С. 18.

[21] ГИАЛ. Ф. ДА. Ед. хр. 116. Л. 13—16об.

[22] Volumina legum. T. 7. — Petersburg, 1860. S. 320.

[23] Лойка П. А. Прыватнаўласніцкія сяляне Беларусі: Эвалюцыя феадальнай рэнты ў другой палове XVI — XVIII ст. — Мн., 1991. С. 70, 102.

[24] Голубеў В. Ф. Сялянскае землеўладанне і землекарыстанне на Беларусі XVI—XVIII стст. — Мн., 1992. С. 153, 156, 160.

[25] Гісторыя Беларускай ССР. Т. 1. — Мн., 1972. С. 354; Лойка П. А. Прыватнаўласніцкія сяляне Беларусі: Эвалюцыя феадальнай рэнты ў другой палове XVI — XVIII ст. С. 52.

[26] Żabko-Potapowicz A. Praca najemna i najemnik w rolnictwie w Wielkim księstwie Litewskim w wieku XVIII. — Warszawa, 1929. S. 118.

[27] Маркина В. А. Крестьяне Правобережной Украины. Конец XVII — 60-е годы XVIII ст. — Киев, 1871. С. 57; Тихонов Ю. А. Помещичьи крестьяне в России. Феодальная рента в XVII — начале XVIII в. — М., 1974. С. 305; История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма: В 3 т. Т. 3. — М., 1986. С. 331—333; Лойка П. А. Прыватнаўласніцкія сяляне Беларусі: Эвалюцыя феадальнай рэнты ў другой палове XVI—XVIII ст. С. 65.

[28] Лойка П. А. Прыватнаўласніцкія сяляне Беларусі: Эвалюцыя феадальнай рэнты ў другой палове XVI—XVIII ст. С. 100.

[29] НИАБ. Ф. 1769. Оп. 1. Ед. хр. 9. Л. 1031—1037об.

[30] НИАБ. Ф. 1769. Оп. 1. Ед. хр. 9. Л. 2—10.

[31] НИАБ. Ф. 1769. Оп. 1. Ед. хр. 6. Л. 278—283об.

[32] История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. 3. С. 145, 270.

[33] НИАБ. Ф. 1769. Оп. 1. Ед. хр. 23. Л. 91—100об.

[34] Варлыга А. Карэншчына // Літаратура і мастацтва. № 14. 8 красавіка 1994.

[35] НИАБ. Ф. 320. Оп. 1. Ед. хр. 74. Л. 15—16об.

[36] В Российской империи применялся двойной денежный счет: на серебряные рубли и на ассигнации (бумажные деньги, на которые велись все сделки). Курс рубля ассигнациями по отношению к рублю серебром в конце XVIII в. составлял 1,47, в первой трети XIX в. колебался от 2,9 до 4,3. С 1839 г. установлен твердый курс 3,5, а с 1843 г. ассигнации в обращении заменены кредитными билетами. См.: Рябцевич В. Н. О чем рассказывают монеты. С. 182; Федосюк Ю. А. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. — 3-е изд. — М., 2000. С. 56—57.

[37] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. Т. 1. С. 308.

[38] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. Т. 1. С. 309.