Бюджет крестьянского хозяйства

Приведенные данные позволяют представить примерную модель хозяйственного цикла, а также сопоставить ее с аналогичной моделью, предложенной в свое время П. Г. Козловским для 7 имений конца ХVIII в.[39] В 1770-е — 1780-е гг. среднее крестьянское хозяйство Кореньщины насчитывало 6–7 членов, включая как минимум одну брачную пару с двумя детьми. Кроме того, в зависимости от фазы демографического цикла в таком условно-типичном хозяйстве могли быть еще 2–3 ребенка или столько же взрослых родственников (пожилые родители, неженатые братья и сестры или недавно женившийся младший брат). Подобное хозяйство имело в своем распоряжении одного или двух коней, пару волов, двух коров, 4–5 овец и 1–2 козы (или 5–6 овец), 2–3 свиней, какое-то количество домашней птицы.

Надел составлял половину волоки, т. е. около 1 га под усадьбой и овощным огородом, 10–11 га под пашней, около 1,4 га сенокоса. Пашня делилась на три клина примерно равной площади (по 5 моргов, или 3,5 га), один из которых оставался под паром и мог использоваться под пастбище. В распоряжении хозяйства, наравне с односельчанами, было также общинное пастбище и, возможно, дополнительные сенокосы. На озимом клине в августе высевалось около 332 кг жита, которое поспевало к середине следующего лета. Яровой клин распределялся между несколькими культурами. Около 1,2 га выделялось под овес, по 0,6 га — под пшеницу, яровую рожь (ярку) и горох, 0,45 га — под ячмень, около 0,08 га — под лен и коноплю. Эти культуры высевались с конца апреля по начало июня, на семена требовалось 173,5 кг овса, 89 кг яровой ржи, 69 кг пшеницы, 53 кг ячменя, 46 кг гороха, по 2 кг льняного и конопляного семени. Весь семенной фонд составлял около 7,7 ц зерна.

При такой структуре посевов и средней урожайности можно было собрать около 31 ц зерна (1662 кг жита, 521 кг овса, 264 кг ячменя, 267 кг ярки, 276 кг пшеницы, 93 кг гороха). За вычетом семян оставалось около 23,3 ц (1329 кг жита, 347 кг овса, 211 кг ячменя, 207 кг пшеницы, 178 кг ярки и 46 кг гороха), что составляло около 9,3 виленской бочки (при указанной структуре зерновых в среднем в бочку вмещалось 2,5 ц).

Кроме того, в актив шли 54,3 ц соломы (27,4 ц ржаной, 17,3 ц овсяной, 5 ц ячменной, 1,4 ц пшеничной)[40], 8,3 кг льноволокна и 5,7 кг льносемени, 10,6 кг конопляной пеньки и 8,5 кг семени. Если надельный сенокос давал 12 ц сена с гектара, то всего с двух моргов выходило 17 ц. Приусадебный огород площадью около 1 га обеспечивал корнеплодами, капустой, огурцами. В соседней Польше в XVIII в. с морга собирали 1,25 бочки моркови, 4 бочки репы, 1 бочку брюквы, 36 качанов капусты, 16 коп огурцов (960 штук), 2 копы чеснока, 68 коп лука, 20 коп петрушки[41], примерно таким же был набор овощей и у белорусских крестьян.

Продукцию животноводства составляли около 1200 л молока[42] (200 л на душу в год или около 1 л в сутки в течение полугодия, пока коровы доились) и 2 теленка (убойным выходом по 50 кг) от двух коров, 7–8 кг овечьей шерсти (от 1,2 до 1,6 кг с овцы) и 5–6 ягнят (по 5 кг мяса с каждого), по 25 кг сала, 65 кг мяса и 7–10 поросят (общим убойным весом до 100 кг) с каждой свиньи, по 30 яиц от каждой курицы. Раз в 10 лет выбраковывалась по старости одна корова (убойный выход составлял около 150 кг мяса) или вол (около 200 кг), т. е. при 4 головах взрослых животных их забивали раз в 2,5 года, в среднем на год это давало 70 кг мяса. Из взрослых овец выбраковывали примерно одну в год, что давало еще 10 кг мяса. Всего при отсутствии падежа можно было получить около 540 кг мяса (по 90 кг на душу в год или 250 г в сутки) и 50 кг сала (от 12,5 до 25 кг на взрослого работника, в зависимости от состава семьи). Но падеж, видимо, был неизбежен (Маеш статак, трэба мець і ўпадак, — гласила пословица) и снижал эти цифры процентов на 20.

Эти ресурсы следовало распределить так, чтобы прокормить в течение года семью и всю живность, а также выручить наличные деньги на уплату налогов и повинностей, покупку необходимых товаров.

Нормы потребления могли, конечно, варьировать, но в определенных пределах. Систематическое недоедание снижало продуктивность работников, что приводило к худшему сбору в следующем году, образуя опасный порочный круг. По разным оценкам, на пропитание взрослого работника требовалось от 18 до 20 пудов хлеба (300–330 кг)[43], эту норму можно считать биологически обусловленной. Женщинам, старикам и детям требовалось меньше хлеба. Потребность изменялась примерно так же, как коэффициент едока в чаяновской модели. Сам А. Чаянов принимал суммарный коэффициент едока семьи из 6 человек в 3,5. Но в моих реконструкциях для хозяйств, средний размер которых был близок к 6 человекам, этот коэффициент составлял от 4 до 4,5. Если принять его равным 4,25, то на такое хозяйство в год требовалось от 1275 до 1400 кг зерна, или 212,5–233 кг на душу. Подтверждением этой оценки может послужить тот факт, что норму в 13 пудов на душу (214 кг) официально принял Центральный статистический комитет России в конце XIX — начале ХХ в., когда средний размер хозяйства тоже был близок к 6 человекам[44]. На рубеже XVIII–XIX вв. официальная норма составляла две четверти на душу (219 кг ярового или 256 кг озимого хлеба)[45]. Нижний предел среднедушевой нормы, видимо, составлял 12 пудов (197 кг)[46], но до такого уровня она могла опускаться лишь после появления в рационе картофеля.

Годовой рацион рабочей лошади, по данным XIX — начала ХХ в., составлял 4 четверика или 3 пуда (49 кг) овса и 120 пудов (19,7 ц) сена[47], и эту норму тоже нужно считать биологически обусловленной. На одну голову прочего скота уходило в среднем 2 четверика зерна (25 кг). Для стойлового содержания коровы и вола требовалось около 25 фунтов сена в день (10,2 кг), что при характерном для Минской губернии стойловом периоде в 194 дня (с конца октября по начало мая) составляло 19,8 ц в год[48]. При нехватке сена его частично компенсировали соломой, учитывая при этом, что 10 пудов овсяной соломы по калорийности соответствовали 6 пудам сена[49], а ржаная солома еще на треть менее калорийна, т. е. 6 пудам сена эквиваленты порядка 14 ее пудов. Такой комбинированный рацион мог составлять 10 ц сена и от 16,7 до 23,3 ц соломы. На голову мелкого рогатого скота требовалось 20 пудов (3,3 ц) сена. Примерный рацион свиньи составлял около 25 кг овса, 82 кг ячменя, 16 кг гороха, до 20 ц корнеплодов. На домашнюю птицу уходило 33–50 кг зерна (ячменя или овса).

Таким образом, на прокорм 6 человек при минимальной норме (2 ц на душу) требовалось 12 ц зерна, или 4,8 бочки, при оптимальной (2,3 ц) — 13,8 ц, или 5,5 бочки. На 1 коня, 4 головы крупного рогатого скота, 2 свиней и домашнюю птицу уходило еще 4 ц зерна, при двух лошадях и 3 свиньях требовалось дополнительно около 1,6 ц. Минимальную потребность одноконного хозяйства в зерне можно оценить в 16 ц, или 6,4 бочки, оптимальную (для двуконного) — в 19,4 ц, или 7,8 бочки[50].

На реализацию оставалось от 7,3 до 3,9 ц зерна (если дякло взималось в натуральной форме, как в Великом Коренев 1786 г., от этих цифр нужно отнять еще 1,4 ц ржи и 1 ц овса). Среднюю для всех зерновых цену А. Жабко-Потопович принимает равной 18 злотым[51], с чем, видимо, можно согласиться. Но основными товарными культурами были озимая рожь и пшеница — именно их берегли на продажу. Можно полагать, что на рынок шел почти весь чистый сбор пшеницы — 1,7 ц, или 0,5 бочки (при весе бочки в 3,3 ц) и от 2,2 до 5,6 ц ржи (от 0,8 до 2,1 бочки, при весе бочки в 2,7 ц). Виленская бочка пшеницы стоила в последней трети XVIII в. от 23 до 36 злотого, среднее значение — около 27 злотых 10 грошей. Бочка ржи стоила от 16 до 25,5 злотых, среднюю цену можно принять в 20 злотых и 20 грошей[52]. Значит, за вышеуказанные объемы зерна можно было выручить от 30,3 до 56,2 злотого[53].

Напомню, что сумма денежных повинностей в капитульных владениях в 1780-е гг. составляла 24,7 злотого (20 злотых чинша и 4,7 — подымного), а в периоды аренды престимония возрастала до 50–55 злотых. Цифры оказываются удивительно близки к тому остатку, который получается при моделировании. Похоже, что владельцы имения умели выжать из крестьян практически весь прибавочный продукт. В нормальных условиях это достигалось без снижения их потребления, но при аренде для выплаты всех платежей приходилось переходить на полуголодный рацион.

Разумеется, хозяйство не могло устойчиво существовать совсем без денежных средств. Нужно было покупать кожаную обувь, посуду, изделия кузнечного промысла, соль. Кое-какие деньги требовались и для посещения корчмы. П. Г. Козловский оценивает сумму этих потребностей от 6 до 12 злотых. Такие деньги выручались за счет дополнительных источников дохода. Одним из них могла быть работа по найму в свободное от сельскохозяйственной страды время. Годовое жалованье при неквалифицированном труде в 1770-е гг. составляло порядка 10 злотых, при квалифицированном — вдвое больше: пастух получал от 8 до 10 злотых, служанка (девка) — 12, домоправительница (господыня) — от 16 до 25, пасечник — 20 злотых[54]. Но жители Кореньщины скорее всего практиковали сезонные заработки — нанимались на лесозаготовки, сплав леса или груженных товарами плотов, которые по Вилии перегонялись в Вильню. В модели П. Г. Козловского доходы от неземледельческих занятий оцениваются от 10 до 15 злотых.

Еще одним источником дохода могла быть продажа льна и пеньки. Льноволокно оценивалось примерно в 10 злотых за пуд[55], но большая его часть, видимо, шла на внутреннее потребление — крестьяне носили самотканую одежду. Льняное и конопляное семя были единственными источниками растительного масла, а из пеньки вились необходимые в хозяйстве веревки, потому их продажа тоже не могла быть значительной. В инвентарях мера льняного и конопляного семени по цене обычно оказывались сопоставимы с соответствующей мерой пшеницы, отклоняясь от нее вверх или вниз не более чем на 20%. Если принять среднюю стоимость бочки семян этих культур (3 ц) в 24 злотых, то за весь чистый сбор, 14,3 кг семян, можно было выручить чуть более злотого, а за 10,6 кг пеньки (0,7 пуда) — около 5 злотых, что в сумме дает 6 злотых (в имениях, данные которых использовал в своей модели П. Г. Козловский, этот доход составлял от 12 до 48 злотых).

На рынке наверняка реализовывалась и часть продукции животноводства, лесных промыслов. Сведений о стоимости мяса и сала в XVIII в. мне отыскать не удалось. Но учитывая, что в середине XIX в. пуд сала стоил примерно столько же, сколько русская четверть (128 кг) ржи, его цена была эквивалентна примерно 10 злотым. Свинина и говядина стоили в 3–4 раза дешевле сала, потому их цену можно приравнять к 3 злотым за пуд. От реализации на рынке 100 кг мяса и 25 кг сала можно было выручить порядка 23 злотых, но мясо было совсем не лишним и для собственного хозяйства. Если его и продавали, то тем самым сводили потребление животных белков до минимума (150 г мяса на душу с учетом падежа). Особенно важным ресурсом считалось сало, которое берегли для периодов особо энергоемких работ, в первую очередь сенокоса. Без высококалорийной пищи мужчины были просто не в состоянии справиться с такими работами.

Шерсть с одной овцы стоила в 1770-е — 1780-е гг. в среднем 15 грошей, гусь — 1 злотый, курица — 10 грошей, десяток яиц — 6 грошей. За низку сушеных грибов длиной в сажень можно было выручить до 15 грошей, за гарнец лесных орехов — 10 грошей, за сажень дров — 3,3 злотого. Те, кто держал пчел, имели дополнительный доход от продажи меда. Один улей давал меда на 2 злотых[56]. П. Г. Козловский оценивает общий доход от животноводства и птицеводства в пределах от 18 до 32 злотых.

Воз сена стоил от 1 до 4 злотых, но крестьяне вряд ли имели возможность его продавать — скорее, наоборот. Их собственная потребность в сене не могла быть обеспечена за счет двух сенокосных моргов — этого укоса не хватало, чтобы прокормить одну лошадь. Даже с учетом соломы дополнительно требовалось 60–80 ц сена. Видимо, добавочную потребность в корме для скота обеспечивали общинные сенокосы, не упоминаемые в инвентарях, для чего на каждое хозяйство должно было приходиться от 5 до 6,7 га таких сенокосов, всего в имении — от 800 до 1000 га. Они и в самом деле могли занимать такую площадь, если предположить, что часть из них впоследствии была обращена в дворную пашню.

Можно примерно представить себе и бюджет рабочего времени на выполнение основных работ. Нормы, указанные в инвентаре Красного Бора (36 дня на десятину озимого и 33 дней — ярового посева), достаточно близки к тем, которые получены для нечерноземных губерний России при хронометраже специальных кадастровых комиссий Министерства госимуществ в 1850-е гг.: 35,2 дня на десятину озимой ржи, 30,75 дня на десятину яровых, 16,25 дня на десятину сенокоса[57]. По данным А. Чаянова, в начале ХХ в. при двукратной вспашке и троекратном бороновании на обработку десятины озимого посева требовалось 27 дней, на десятину овса — от 20 до 32,2 дня, льна — от 83 до 88,2 дня, картофеля — от 47,2 до 56,9 дня[58]. В очерке К. Аникиевича указываются также трудозатраты на унавоживание десятины паров — 4 дня[59].

Средние трудозатраты при норме, установленной для барщины в имении Красный Бор, в пересчете на гектар составляли 30,3 дня для озимого посева, 26,6 дня для ярового и 9,6 для сенокоса. Для надела, состоящего из 3,5 га в каждом поле, требовалось 106 человеко-дней на озимые, 93 дня на яровые, 14 дней на унавоживание паров. На 0,08 га посевов льна и конопли уходило 6,5–7 дней, на 1 га огорода — не менее 4 дней. Сенокосы, необходимые для обеспечения всего поголовья (от 6,4 до 8,1 га), требовали 61–78 дней. В сумме работы на наделе составляли от 280 до 297 человеко-дней, в основном в период с апреля по октябрь. Кроме этого, необходимо было заготовить дрова и строительные материалы (на это традиционно выделялся период от Крещения до Масленицы — Мясаед), заниматься строительством и ремонтом хозяйственных построек, домашним рукоделием и промыслами.

Учитывая, что в хозяйстве имелись не менее 2 полных работников, а суммарный коэффициент был эквивалентен 3,15 такого работника, на каждого приходилась не такая уж и непосильная ноша — от 89 до 94 дней работы с полной нагрузкой. Даже если на основного работника, главу хозяйства, приходилось раза в два больше, т. е. порядка 180 дней, то и для него около 185 дней в году оставалось на другие занятия или чистый досуг. Если принимать период страды равным 214 дням, то на это время приходилось 120 свободных дней в среднем на каждого работоспособного, а если нагрузка главы была двойной — то и у него оставалось около 60 таких дней.

Проведение значительной части из этих свободных дней регламентировалось традицией. Работа в воскресенье или церковный праздник воспринималась как грех. Воскресений в году насчитывалось 52, главных праздников — около 20 (часть из них приходилась на воскресенья). Почти из сплошных празднований и обрядов состоял двухнедельный период от Рождества до Крещения (Калядоўка, с 25 декабря по 6 января), в это время разрешалось выполнять лишь некоторые работы: ездить в лес за дровами, шить новую одежду и обувь, топить печь и пр.[60] Всего дней, связанных с запретами или ограничениями на работу, было не менее 90. Оставшиеся около 182 дней на одного условного работника составляли резерв рабочего времени на все занятия, не относящиеся к основным полевым работам. Ключевым ресурсом в чиншевом хозяйстве являлось не время, а здоровье, потому что неспособность выполнить очередной этап интенсивных работ в оптимальные сроки могла сильно отразиться на урожае и нарушить весь хозяйственный цикл.

Во владениях плебании общие трудозатраты отличались значительно большими размерами — за счет 156 дней барщины, из них 91 день выпадал на период страды. Всего на хозяйство приходилось около 444 дней полевых работ, или 141 на одну единицу условного работника, из них на период страды — около 380, или 120 на работника. Нагрузка на каждого работоспособного тут была весьма ощутимой и оставляла мало возможностей для маневра. Резерв за вычетом нерабочих дней составлял 134 дня. Глава хозяйства, при отсутствии сына или брата, даже при всем желании не смог бы принять на себя нагрузку вдвое большую, чем у остальных членов, — он просто не успел бы выполнить всю эту работу. Выход из ситуации виделся только в интенсификации труда в своем хозяйстве по сравнению с нормой, принятой для барщины. Думается, кое-какой резерв для этого имелся, но его реализация была под силу только физически крепкому человеку. Становится понятным нежелание крестьян расставаться с лишней парой рабочих рук, отдавая сына в наемные работники, — гораздо выгоднее было рано женить его и получить еще одного работника в лице молодой невестки. Но эта же традиция делала невозможным альтернативное решение — нанять такого парня для отработки барщины, а самим сконцентрироваться на собственном хозяйстве.

Аналогичная модель для середины XIX в. выглядит так. Из стандартного надела в 10 дес. пахотной земли на каждое из трех полей приходилось по 3,63 га. На озимом клине высевалось 2 четверти и 4 четверика жита, т. е. 320 кг. Яровой посев распределялся между 221 кг овса, 60 кг ячменя, по 26 кг гороха и гречихи, 14,4 ц картофеля. Сбор за вычетом семян составлял 1200 кг жита, 1000 кг овса, 295 кг ячменя, по 98 кг гречихи и гороха, или всего 27 ц зерновых, и 72 ц картофеля. Выход соломы — около 77,3 ц, в том числе 40,7 ц овсяной, выход сена с 3,3 га надельных сенокосов — 40 ц.

Потребление теперь распределялось на 8 душ, суммарный коэффициент едока для них составлял 5,6. Среднедушевая норма потребления при этом составляла от 2,1 до 2,3 ц зерна. В соответствии с разницей в калорийности питательная ценность 1 ц зерна могла быть уравновешена примерно 5 ц картофеля[61]. При минимальной норме на душу могло выходить, скажем, 1,6 ц зерна и 2,5 ц картофеля, при оптимальной — 1,8 ц зерна и те же 2,5 ц картофеля. Для всех членов хозяйства в год требовалось от 12,8 до14,4 ц зерна и 20 ц картофеля.

Поголовье скота осталось почти таким же, как в XVIII в., но появление картофеля несколько изменило его рацион. На каждого из 1–2 коней по-прежнему уходило 0,5 ц овса и 19,7 ц сена, на каждую из 4 голов крупного рогатого скота — по 0,7 ц картофеля, 7,8 ц сена, 12,5 ц соломы, для пары волов требовалось еще по 0,25 ц овса. На каждую из 5–7 голов мелкого скота нужно было по 3,3 ц сена, на каждую из 3–4 свиней — по 0,25 ц овса, 0,8 ц ячменя, 0,16 ц гороха, 4,6 ц картофеля[62]. При минимальном поголовье требовалось 5,1 ц зерна, 15,4 ц картофеля, 56,2 ц сена, 76 ц соломы. При максимальном поголовье нужно было 6,8 ц зерна, 20 ц картофеля, 82,5 ц сена, 76 ц соломы. Минимальная потребность хозяйства составляла 17,9 ц зерна и 35,4 ц картофеля, оптимальная — соответственно 21,2 и 40 ц.

В каждом имении существовал, как это предписывалось постановлением правительства, запасный хлебный магазин, где хранился резерв зерна на случай неурожая. Год составления инвентаря как раз выдался неурожайным, и хлеб был почти весь роздан на продовольствие и посев. Магазин формировался путем отсыпки каждым хозяйством после осенней уборки урожая по 4 пуда зерна на каждую душу[63]. Таким образом, с 8 душ хозяйство обязано было отсыпать 32 пуда, или 1,3 ц.

К реализации оставалось от 7,8 до 4,5 ц зерна (если это был овес, то центнер равнялся четверти, а если рожь, то выходило от 6,1 до 3,5 четверти) и от 36,6 до 32 ц (от 28 до 24,4 четверти) картофеля. Согласно инвентарю Красного Бора, четверть ржи, ячменя, гороха и гречихи стоила 2 руб. 50 коп., четверть овса — 1 руб. 50 коп., пшеницы — 5 руб., картофеля — 75 коп. В таком случае за зерно можно было выручить от 6,75 до 15,25 руб., за картофель — от 24 до 27,45 руб., а суммарная выручка составляла от 30,75 до 42,7 руб.

Видимо, крестьяне вынуждены были продавать зерно на месте, по гораздо более низкой цене, чем на городском рынке в Борисове или Минске. Средние по губернии рыночные цены за конец 1840-х — 1850-е гг. приводятся в статистическом обзоре И. Зеленского[64]. Цена четверти ржи за эти годы составила 4 руб. 61 коп., ячменя — 4 руб. 43 коп., овса — 3 руб. 37 коп., гороха — 5 руб. 35 коп., гречихи — 5 руб. 24 коп., пшеницы — 7 руб. 73 коп., картофеля — 1 руб. 92 коп. При таких ценах за зерно можно было выручить от 10 до 28 руб., за картофель — от 53 до 60 руб. Но для транспортировки зерна на расстояние более 50 км при грузоподъемности воза в 2,5 ц требовалось от 17 до 20 поездок. Наем гужевого транспорта для перевозки грузов на 50 верст в это время стоил от 17 коп. до 1 рубля за каждую четверть[65], чем в значительной мере и объясняется разница в цене.

Не исключено, что к реализации оставалось гораздо меньше зерна и картофеля. Крестьянское хозяйство могло скармливать скоту большее их количество, чем предполагал оптимальный рацион, чтобы компенсировать нехватку сена. Хотя надельные сенокосы увеличились по сравнению с концом XVIII в. вдвое, их по-прежнему недоставало. При минимальном поголовье дефицит сена должен был составлять 16,2 ц, при максимальном — 42,5 ц. По калорийности 1 ц овса эквивалентен 2,2 ц лугового сена, а 10 ц картофеля — 6,7 ц[66]. Дополнительно направив на фураж 2 ц овса и 20 ц картофеля, можно было решить проблему недостающих сенокосов для одноконного хозяйства, при этом на реализацию оставалось бы около 6 ц зерна и 16 ц картофеля. Но для второго коня и 2–3 лишних овец не хватило бы всего зерна и картофеля, и в данном случае оказывалась неизбежной или аренда сенокосов в размере порядка 2 га (стоимость такой аренды указана в акте поверочной комиссии в 1864 г. — 1 руб. за десятину[67]), или покупка готового сена (что при средней цене 12 коп. за пуд[68] обходилось намного дороже).

Резерв сенокосов для аренды имелся: в структуре сельхозугодий, по данным 1850-х гг., они составляли около 600 дес., или 654 га. На каждое из 159 хозяйств в среднем приходилось по 4 га, тогда как в составе наделов было только по 3,3 га. Свободные 100 га сенокосов сдавались в аренду хозяйствам, имевшим большое поголовье скота, и могли удовлетворить потребности примерно 50 таких хозяйств.

Если эти соображения верны, то хозяйство имело в остатке до 4 четвертей зерна (скорее всего ржи) и 16,6 четверти картофеля, за которые при продаже на месте могло выручить до 22,5 руб. У двуконных хозяйств небольшая часть этой выручки (около 2 руб.) могла уходить на аренду сенокосов.

Крестьянам уже не надо было платить большой чинш (его заменила барщина), но на уплату государственных налогов требовалась сумма, не только съедавшая весь доход от реализации продуктов земледелия, но даже превышавшая его. Отсюда становится понятным, что вопрос о недоимках государственных налогов имел в российский период хронический характер. Деньги на налоги и нужды хозяйства приходилось выручать за счет продуктов животноводства, промыслов и работы на стороне. В деле о выкупе земли крестьянами Красного Бора после реформы 1861 г. содержатся показания его владельца, что заработки трудолюбивого хозяина на стороне (на вывозке леса из смолевичских лесных дач) или при найме непосредственно в имении (при оплате за пеший день в 30 коп., а за упряжный — 40) составляли порядка 40–50 руб. в год[69]. Но, учитывая, что помещик в тот момент был заинтересованным лицом (речь шла о размере выкупных платежей), общие суммы возможного заработка могут быть завышены раза в два.

Уровень цен в середине XIX в. по сравнению с последней третью XVIII в. можно, в самом грубом приближении, выразить отношением 0,5 рубля к 1 злотому, или 1,67 копейки за грош. Рыночные цены в сводках за 1854, 1861, 1864–1866 гг.[70] таковы: пуд сала — от 3,5 до 6 руб., пуд говядины — от 0,75 до 1,8 руб., гусь — от 30 до 45 коп., десяток яиц — 10 коп., пуд меда — от 3,5 до 8 руб. Сажень дров стоила от 5 до 6 руб. За 100 кг мяса можно было выручить около 10 руб., за 25 кг сала — до 7 руб., за мед с одной колоды, после уплаты соответствующей повинности, — около 55 коп. Пуд соли стоил около 1 руб., фунт мыла (409 г) — 8,5 коп.

Часть зерна и картофеля, по дешевке скупаемого помещиком у своих крестьян, обращалась в водку. В Российской империи с 1765 г. винокурение являлось привилегией дворянского сословия. Помещики имели возможность беспрепятственно гнать водку для собственных нужд, а также для продажи подданным своих имений. Вся остальная продажа осуществлялась на условиях откупа — частные лица могли приобрести право продавать водку от имени государства, отчисляя за это в казну определенную сумму. На короткий период, с 1819 по 1826 г., была введена государственная монополия на водку, но затем откупная система была восстановлена. Из четверти ржи (128 кг) выгонялось 27 гарнцев (89 л) водки, из четверти картофеля (131 кг) — 8,5 гарнца (28 л), причем гораздо худшего качества[71]. Себестоимость литра хлебной водки составляла, таким образом, 2,8 копейки, в то время как ведро водки (12,2 л) в середине XIX в. стоило на рынке от 1,5 до 2,1 руб., т. е. 12–17 копеек за литр.

На момент инвентаря 1846 г. в имении Красный Бор (вместе с Ганевичами) имелись 2 винокурни, из которых одна закрылась по случаю неурожая, а другая давала 100 пудов водки в год. Реализовывалась водка через 16 корчем. Вероятно, тут указано общее их число в двух имениях Чудовского, но и в этом случае получается, что корчма существовала почти в каждой деревне. На корчму в среднем приходилось по 100 кг (порядка 10 ведер) водки, а в хороший год ее реализовывали вдвое больше. Но после 1847 г. такая система была упразднена. Отныне производить водку могло только государство на казенных винокуренных заводах, которые по фиксированной цене поставляли ее откупщикам. Последние осуществляли розничную продажу, самостоятельно формируя цену сверх обязательных отчислений в пользу казны. Именно в то время цена водки начала стремительно расти, равно как и объемы продаж, в которых и откупщики, и казна были крайне заинтересованы.

По данным люстрации 1847 г., в селе Корень тоже действовала корчма, которая обслуживала в основном бывших подданных плебании. По словам ее арендатора, казенного крестьянина Ильи Михайлова Кишкурно, он мог реализовывать не более 15 ведер горелого вина в год, поскольку ближайшие казенные деревни Корень и Нарбутово насчитывали всего 12 дворов, а корчма стояла при дороге, имеющей второстепенное значение. Но сам же он признает, что только отчисления в казну за право розничной продажи составляли ежегодно 20 руб. серебром (т. е. 70 руб. ассигнациями). При продаже 15 ведер это составило бы по 4,7 руб. с ведра — в 2–3 раза больше оптовой цены, а в окончательную цену входили еще арендная плата и доход самого корчмаря. Видимо, реальный объем продажи значительно превышал названную цифру.

Следует отметить, что местная корчма была не единственным (и, может быть, далеко не главным) источником потребления водки крестьянами. Находясь на виду у односельчан, каждый из них считался с общественным мнением, боясь осуждения, и с традицией, требовавшей соблюдения меры. Совсем другая ситуация возникала при поездке на базар в ближайшее местечко — Логойск, Гайну или Плещеницы. Крестьянин на время уходил из-под контроля, к тому же имел на руках немалую сумму, вырученную от продажи. Последствия описаны колоритной картиной, одинаково типичной, по мнению авторов, для любого уголка Беларуси: Стоит под вечер заглянуть в базарный день на базар любого местечка или городка, чтобы убедиться в поголовном опьянении деревенского люда, привезшего для продажи часто последние крохи; стоит выйти на дорогу, ведущую из местечка, чтобы увидеть поголовное движение пьяного люда[72]. По воспоминаниям, некоторые мужчины предусмотрительно брали с собой сыновей-подростков и вынуждали их весь день томиться без дела, чтобы потом, находясь в состоянии опьянения, доверить им управление повозкой на обратном пути. Кроме этого, помногу пили в основном в дни религиозных праздников, а также на свадьбах.

Среднедушевое потребление водки в России в 1863 г., на момент отмены откупной системы и замены ее акцизной, составило, по данным Министерства финансов, 1,23 ведра (15 л на человека, включая женщин и детей, или 289 г в неделю). Этот показатель не был превзойден до конца существования Российской империи. Не приходится удивляться, что к концу откупной системы, в 1859–1862 гг., она приносила 38% всех государственных доходов[73]. Зато хозяйство из 8 человек при потреблении, близком к среднедушевому, т. е. около 10 ведер в год на хозяйство, и при цене порядка 2–3 руб. за ведро могло потратить на водку около 20–30 руб. — сумму, сопоставимую с доходом от основных видов деятельности.

Бюджет рабочего времени в середине XIX в. включал трудозатраты на обработку собственных наделов и выполнение отработочных повинностей. На 3,63 га озими, 1,71 га яровых посевов, 0,92 га картофеля, 1 га огорода и 3,3 га надельного сенокоса, вывоз навоза на 3,63 га паров требовалось от 268 до 278 человеко-дней. Отработочные повинности составляли 574 дня барщины, 52 дня шарварков и около 30 дней толоки. В сумме получается около 930 дней, что при среднем коэффициенте в 4,15 означает 224 дня на одного условного работника. Резерв за вычетом выходных и праздников составлял 51 день. На период страды, с апреля по октябрь, приходилось около 660 рабочих дней, или 159 на работника — из общих примерно 214 дней. Еще около 45 дней в эти месяцы были праздничными или воскресными, резерв рабочего времени составлял всего около 10 дней. Становится очевидным, что для того, чтобы успеть управиться с наиболее тяжелыми работами и при этом восстановить свои силы, в хозяйстве требовались как минимум два взрослых мужчины. Но если нагрузка равномерно распределялась между четырьмя трудоспособными, то даже в период страды у каждого из них на два дня интенсивного труда приходился один день для отдыха и других занятий.

Барщина сильно ограничивала и возможность для дополнительных заработков в зимний период. С ноября по март нужно было отработать на барщине и при подготовке к полевым работам около 270 человеко-дней, или 65 на работника. Свободными оставались 86 дней, из них около 40 приходились на праздники и воскресенья. За оставшиеся 46 дней при поденной ставке в 30–40 коп. можно было заработать от 14 до 18 руб., а не 40–50, как утверждал помещик.

[39] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. Т. 1. С. 234—236. В модели П. Г. Козловского учтены данные инвентарей крупных латифундий Быхов и Дубровна на востоке Беларуси (Поднепровье), Друя на западе Полоцкого воеводства, церковного имения Смядынь на Полесье, имений Тимковичи и Рачкевичи в Новогрудском воеводстве, части Берестейской экономии на юго-западе.

[40] Выход соломы по отношению к зерну взят на основе данных К. Аникиевича: Аникиевич К. Т. Сенненский уезд Могилевской губернии.

[41] Polskie instruktarze ekonomiczne z końca XVII i z XVIII wieku / Wyd. S. Pawlik. — Kraków, 1915. S. 191.

[42] К. Аникиевич в своей модели крестьянского хозяйства принимал удой от 1 коровы равным 200 гарнцам (614 л). В конце XIX в. хорошей считалась корова, дававшая в год 45 ведер молока, т. е. около 550 л (ведро вмещало 12,2 л). Доилась такая корова всего 6 месяцев в году: Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. Т. 2. C. 276.

[43] Влияние урожаев и хлебных цен на некоторые стороны русского народного хозяйства / Под ред. А. И. Чупрова и А. С. Постникова. — СПб., 1897. С. 14; Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство: Избр. труды. С. 328.

[44] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. Т. 2. С. 169.

[45] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. Т. 1. С. 236, примеч. 202.

[46] Горбачевский И. Д. Лепельский уезд Витебской губернии. Оттиск из «Витебских губернских ведомостей» за 1895 г. — Витебск, 1895. С. 8.

[47] Аникиевич К. Т. Сенненский уезд Могилевской губернии.

[48] Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Минская губерния. Ч. 1. С. 62. А. В. Чаянов дает почти аналогичную цифру — 125 пудов сена на голову, или 20,6 ц.

[49] Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство: Избр. труды. С. 328.

[50] В модели П. Г. Козловского норма потребления на душу принимается равной 1,24 бочки, или 3,37 ц. Здесь потребление взрослого мужчины распространено на всех членов хозяйства, но не учтен расход зерна на фураж для скота. В моей модели оптимальная норма потребления с учетом фуража (3,23 ц) практически совпадает с цифрой П. Г. Козловского, полученной на основе иных предпосылок.

[51] Żabko-Potapowicz A. Praca najemna i najemnik w rolnictwie w Wielkim księstwie Litewskim w wieku XVIII. — Warszawa, 1929. S. 142.

[52] Указания на цены продовольствия содержатся в инвентарях, опубликованных Виленской археографической комиссией: Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. 35. С. 67, 73, 108, 110, 119, 192, 198, 233, 242, 305, 320, 325; Там же. Т. 38. С. 76—77, 202.

[53] Способ подсчета и результат несколько расходятся с моделью П. Г. Козловского. Там чистый остаток составлял от 2,7 до 7 виленских бочек, или от 7,3 до 19 ц, а денежная выручка — от 48,6 до 126 злотых. Но этот результат, по моему мнению, завышен за счет одного неоправданного упрощения: он принял норму высева всех яровых в 0,5 бочки на морг. Такая норма применялась только для легковесных овса и ярки, а для более тяжелых ячменя и пшеницы была ниже, как это видно из инвентаря Красного Бора за 1841 г. Общая норма высева всех яровых составляла около 0,4 бочки на морг. За счет этой разницы чистый сбор зерновых в модели П. Г. Козловского завышен примерно на 20%, а остаток за вычетом потребления — от 40% до 2,5 раза. Введение поправки снижает выручку от продажи зерна (при принятой им средней цене 18 злотых за бочку) до диапазона 14—91 злотый. Результат для Кореньщины по методике, использованной П. Г. Козловским, дает в этом случае 37,5 злотого.

[54] Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. 35. № 46, 63.

[55] Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. 35. С. 539, 571—572.

[56] Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. 35. С. XXIV—XXV, 108, 110, 320, 325; Там же. Т. 38. С. 76—77, 202 и др. В инвентарях имений, отошедших к России в 1772 г., цены обычно указываются в копейках серебром (одна такая копейка соответствовала 2 грошам), иногда — в злотых русских (такая счетная единица соответствовала 20 грошам).

[57] Хозяйственно-статистические материалы, собираемые комиссиями и отрядами уравнения денежных сборов с государственных крестьян. — СПб., 1857. Вып. 2. С. 26—27; Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало ХХ в.): Генезис личности, демократической семьи и правового государства. Т. 2. С. 308.

[58] Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство: Избр. труды. С. 279, 352.

[59] Аникиевич К. Т. Сенненский уезд Могилевской губернии.

[60] Варлыга А. Чатыры ўрачыстасьці. — Нью-Ёрк, 1970. С. 17.

[61] По нормам, принятым в Германии в конце XIX в., пуд картофеля по пищевой ценности приравнивался к 0,19 пуда ржи: Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей. Т. IX: Верхнее Поднепровье и Белоруссия. С. 245.

[62] Примерно такой рацион рассматривается в модели К. Аникиевича.

[63] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. Т. 2. С. 170.

[64] Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Минская губерния. Ч. 1. С. 42—43.

[65] НАРБ. Ф. 295. Оп. 1. Ед. хр. 1279. Л. 84.

[66] В 1кг лугового сена содержится 0,46 кормовой единицы, болотного — 0,4, в 1 кг овса — 1 единица, картофеля — 0,31. См.: Сельскохозяйственная энциклопедия. Т. 3. — М., 1972. С. 282.

[67] НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 393. Л. 5—18.

[68] Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Минская губерния. Ч. 1. С. 49.

[69] НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 393. Л. 19—27 об.

[70] НИАБ. Ф. 295. Оп. 1. Ед. хр. 1279, 1399—1402; Ф. 21. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 45об., 64, 87 об.

[71] Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Минская губерния. Ч. 1. С. 30—31.

[72] Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей. Т. IX: Верхнее Поднепровье и Белоруссия. С. 156.

[73] Зайцева Л. И. С. Ю. Витте и Россия. Ч. 1. Казенная винная монополия. 1894—1914. (По научным публикациям и архивным материалам конца XIX — начала ХХ века.) — М., 2000. С. 127, 295.