Место белорусских земель в составе Руси

Русское государство охватило огромную, но большей частью слабозаселенную даже по меркам того времени территорию. К концу Х в. площадь Руси составила 2 млн. км2,  а население, видимо, достигло порядка 4 млн. человек, причем большая его часть концентрировалась на юге, в плодородной лесостепной полосе. При тогдашнем уровне средств коммуникации такое государство просто не могло быть слишком централизованным – очень уж долго шел любой управляющий сигнал от центра к окраинам. Выход был найден в иерархической структуре, при которой Русь быстро распалась на ряд полусамостоятельных областей, связанных с центром немногочисленными, но очень важными узами: общей религией, литературным языком, сводом законов (известным как «Русская правда»), обязанностью сообща отражать внешнюю агрессию и признавать киевского князя верховной инстанцией при разрешении конфликтов.

Специфический характер процессу децентрализации придало генеалогическое разрастание правящей династии. Каждая ветвь рода Рюриковичей стремилась закрепить за собой часть общего наследия, чтобы передавать только собственным потомкам. Первой такой ветвью стали потомки Изяслава Владимировича, унаследовавшие власть над Полоцким княжеством. То обстоятельство, что Изяслав умер в 1001 г. раньше своего отца, лишало их права претендовать на верховную власть, зато они могли отстаивать свое исключительное право на его прижизненный удел. В этих условиях очень полезным оказалось то обстоятельство, что Изяслав был одновременно и сыном Рогнеды, а следовательно – наследником прежней династии по женской линии. Его потомки сознательно подчеркивали этот факт, именуя себя «Рогволожими внуками». С точки зрения сегодняшнего дня можно утверждать, что впервые возникла политическая власть, связанная исключительно с белорусской территорией (хотя она охватывала только часть ее и никем в то время, конечно, не воспринималась как «белорусская»).

Окончательно принцип раздела Руси был закреплен на Любечском съезде князей 1097 г. в формулировке «кождо да держит отчину свою». Процесс дробления вотчин время от времени нарушался угасанием той или иной ветви, за выморочное наследство которой сразу же начиналась борьба между другими князьями. Старейшинство киевского князя постепенно свлось к тому, что он утверждал результаты такой борьбы. Показателем самостоятельности княжеских вотчин стало то, что примерно с 1120-х гг. относительно некоторых из них летописи употребляют вместо термина «волость» термин «земля», который применялся в то время только для политически суверенных образований.[1]Приблизительно с 1170-х гг. на киевский престол часто возводились ставленники сильных князей, остававшихся в своих вотчинах. Тем не менее все представители династии Рюриковичей сохраняли представление о своем общем происхождении и тем способствовали сохранению общерусского самосознания своих подданных. Эту же коллективную идентичность укрепляли единая система подготовки интеллектуальной элиты, общие традициии летописания и духовное единство древнерусской литературы (примером может послужить фрагментарно дошедшее до нас «Слово о погибели Русской земли»,[2]написанное вскоре после монгольского нашествия). С другой стороны, разница политических и экономических интересов неуклонно размывали ее. Поэтому к XIII в. Русь представляла собой скорее не единое государство, а общее цивилизационное пространство, в котором сложился ряд практически самостоятельных государств.

Территория Беларуси оказалась разделенной между несколькими такими образованиями. Обособившаяся первой Полоцкая земля охва­тывала около половины современной Беларуси. Ее история на протяжении всего XI и начала XII в. отмечена борьбой за самостоятельность против неоднократных попыток киевских князей подчинить ее. По мере дальнейшего дробления рода Изяславичей к традиционному противостоянию с Киевом добавилась борьба их менской и друцкой ветвей за контроль над Полоцком. В XII в. обособилось и Витебское княжество, которое попеременно находилось под контролем полоцких и смоленских князей, но к концу столетия, похоже, закрепилось в руках последних. Крайний восток Беларуси, с городом Мстиславлем, находился в составе Смоленской земли с момента ее формирования.

Вся юж­ная часть Беларуси была в то время гораздо теснее связана с Киевом, Черниговом и Волынью, чем с Полоцком. Гомель и Речи­ца в XII–XIII вв. входили непосредст­венно в Черниговское княжество, Мозырь – в Киевское, а Берестье – во Владимиро-Волынское. Гродненское княжество было выделено в первой четверти XII в. из земель, непосредственно контролируемых Киевом, для лишившегося вотчины второстепенного князя Всеволода Давыдовича и затем осталось в распоряжении его сыновей. Попытка такого же обособления Клецкого удела для Вячеслава Ярославича оказалась кратковременным эпизодом, и в 1140-е гг. Клецк и Слуцк перешли под контроль черниговских князей. Лишь в середине XII в. произошло окончательное обособление от Киева Туровского княжества, где закрепилась династическая линия князя-изгоя Юрия Ярославича.

Рис. 28. Княжества на территории Беларуси XI–XIII вв. (карта автора и Л. В. Дучиц из издания: Гістарычны атлас Беларусі. Т. 1: Беларусь ад старажытных часоў да канца XVIII ст. Варшава, 2008. С. 52–53).

  

При таком политическом раскладе не было никаких предпосылок для консолидации на всей территории Беларуси единого этноса, отличного от других частей Руси. Насколько можно судить об этнографических различиях среди восточных славян, они тоже скорее разделяли, чем объединяли эту территорию. Область расселения дреговичей по-прежнему оставалась частью диалектной зоны, протиравшейся далее на юг, в бывший ареал луки-райковецкой культуры. Ее следы сохранились вплоть до ХХ века. Они неплохо объясняют наличие в полесских говорах безударного «о» или твердых согласных в словах типа «ідэ», «ходы», «ішлы», объединяющее их с территорией Украины. В свою очередь, вятичское «аканье» и сегодня сближает московские говоры с белорусскими, а зафиксированное в источниках смешение «ц» и «ч» («полоцане», «немечь») объединяет потомков кривичей на Витебщине и Псковщине[3].

Рис. 29. Восточнославянские языки в конце XIV в. (по материалам Википедии)

 

По археологическим данным отмечается совпадение древнего ареала кривичей и новгородских словен с характерным погребальным обрядом «курганно-жальничного типа», сложившимся в XIІ–XV вв.[4] Следы его отчетливо прослеживаются на данной территории вплоть до ХХ в. в виде надмогильных камней и каменных крестов.

В самосознании местного населения прослеживается несколько уровней. С одной стороны, жители каждой политически суверенной земли не могли не противопоставлять себя соседям, с которыми нередко приходилось враждовать или конкурировать на торговом поприще. Сохранялась и память о древнем племенном членении. Район вокруг Клецка и Слуцка, переданный черниговским князьям, в Ипатьевской летописи под 1149 г. прямо именуется «вси Дрегвиче», а полоцкие Изяславичи в той же летописи упомянуты под 1140 г. как «Кривитьстеи князе». Но вместе с тем достаточно четко прослеживается сознание того, что эти различия были второстепенными по сравнению с общерусским единством, позволяющим противопоставлять себя окружающим народам. Князья четко понимали, что, несмотря на все их внутренние распри, никому из них «отчины в Угрех нетуть, ни в Ляхох, токмо в Рускои земли».

Для жителей Беларуси такое представление было характерно в полной мере. Игумен Даниил во время паломничества в Иерусалим ставил лампаду «за всю Русскую землю» и оставил поминальные записи с именами «князей русских», среди которых был и Глеб Всеславич Менский.[5] В житии Кирилла Туровского говорится, что он «рожден и воспитан града та Турова в Руской стране».[6] В 1264 г., когда в Полоцке уже правил литовский князь Гердень, составители торговой грамоты с Ригой сочли нужным подчеркнуть, «што Руськая земля словет Полочькая».[7] Осознавали это и иноземцы. В «Великопольской хронике» при перечислении пограничных русских земель фигурирует и Берестейская, а само Берестье называется «городом на Руси».[8] Хронист Ливонского ордена Генрих Латвийский, повествуя о борьбе за контроль над Прибалтикой в первой трети XIII в., вовлеченных в нее жителей Новгородской и Полоцкой земель одинаково именует русскими («Rutheni, Ruteni»).[9]

Все это говорит о том, что в период Киевской Руси предки белорусов еще не вычленились из восточнославянского этнического массива. Появление признаков, которые объединяют всех белорусов в одно целое и отделяют их от русских и украинцев, датируется более поздним временем.



[1]Горский А.А. О древнерусских «землях» // Отечественная история. 2001. № 4. С. 144–150.

[2]Памятники литературы Древней Руси. XIII век / Пер. Л.А. Лихачева. М., 1981. С. 130–131.

[3]Гринблат М. Я. Белорусы. Минск, 1968. С. 83–84, 106–112.

[4]Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 180–183; Дучыц Л. Курганнна-жальнічныя могільнікі на тэрыторыі Полацкай зямлі (да пастаноўкі пытання) // Гістарычна-археалагічны зборнік. № 10. Мінск, 1996. С. 38–41.

[5]Хождение игумена Даниила / Подг. текста, пер. и ком. Г. М. Прохорова. – В кн.: Памятники литературы Древней Руси. XII век. М., 1978. С. 24–115.

[6]Мельнікаў А.А. Кірыл, епіскап Тураўскі. Жыццё, спадчына, светапогляд. 2-е выд. Мн., 2000. С. 14–16.

[7]Полоцкие грамоты ХІІІ – начала ХVІ вв. / Сост. А.Л.Хорошкевич. – М., 1977. С. 35.

[8]Великая хроника о Польше, Руси и их соседях. М., 1987.

[9]Heinrici Chronicon Livoniae / Heinrichs Livländische Chronik. (Monumenta Germaniae Historica; SS rer. Germ.; 31). 2. Auflage. Hahn, Hannover 1955; Генрих Латвийский. Хроника Ливонии / Введение, перевод и комментарии С.А.Аннинского. 2-е издание. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938.