11.08.2014 О пользе смены ракурса

Тысячелетиями люди предлагали и пробовали разные варианты общественного устройства. Многие из них не выдержали испытания временем и списаны в утиль. Из тех, что актуальны доныне, наибольший интерес представляют либеральная демократия и конфуцианство.

Принципы либеральной демократии мы все более или менее представляем. Многие искренне убеждены, что это – лучшая из возможных форм существования, а ее торжество знаменует собой «конец истории». С конфуцианством сложнее. Вроде как ему Китай обязан тем, что создал самую устойчивую на Земле цивилизацию: как-никак, а она существует непрерывно чуть ли не три тысячи лет. Кто-то краем уха слышал, что это учение подвергалось гонениям при Мао Цзэдуне, но было реабилитировано Дэн Сяопином, с успехом применившим его принципы для нового Китая. Но это все так далеко, так чуждо и непонятно. Когда читаешь то, что написано об учении Конфуция русскоязычными авторами, порой создается ощущение, что они пытаются объяснить то, что не до конца понятно им самим. А у коренного китайца – как узнаешь? Мы не только говорим и пишем, но вроде как и мыслим по-разному.

Недавно мне попалась на глаза китайская задачка, используемая при тестировании детей на предмет готовности к школе. Вот она. Если эта задача вам еще незнакома, попробуйте решить ее за 20 секунд.

Ну как, получилось? У меня – нет. Хотя не думаю, что я тупее китайского шестилетки. Конечно, на недостаток ума обычно никто не жалуется, но есть и критерии, признаваемые объективными. Высшее образование, ученая степень. Или тест IQ. Такие тесты я ради интереса проходил пару раз. Результаты сильно разнились, но в любом случае были выше среднего. Только  эта задачка вовсе не рассчитана на высокий интеллект. Для ее решения требуется другое – умение посмотреть на вещи с неочевидной стороны.

Большинство европейцев тратит драгоценные секунды на то, чтобы попытаться уловить в числах скрытую прогрессию. Именно таких задач много в тестах IQ, и мы привычно следуем шаблону. И какой-то вариант вроде как придумываем. При этом нас не настораживает даже то, что один из номеров начинается с нуля. Да, телефонные номера бывают и такими, но места на парковке? Почему не написали просто шестерку?

Думаю, те, кто без подсказки справился с этой задачей, вовремя вспомнили собственный опыт парковки на нумерованных стоянках. Взгляд подъезжающего ориентирован иначе, чем взгляд смотрящего на картинку.  Смысл задачи – в том, чтобы вовремя сообразить это. А уж мысленно перевернуть картинку способен и ребенок.

Этот пример я привел не случайно. Чтобы понять главное отличие конфуцианства от либеральной демократии, тоже необходимо найти правильный ракурс. Перевести не с китайского на русский, а из одной системы представлений в другую. Мысленно перевернуть то, что видишь перед собой.

Либеральная демократия в ее современной трактовке исходит из того, что общество состоит из взрослых, ответственных личностей, четко сознающих как сиюминутные, так и долгосрочные свои интересы. Конечно, далеко не все соответствуют этому идеалу. Есть дети, которым давать право голоса рано – их надо предварительно подготовить. Есть душевнобольные, официально признанные недееспособными. Еще не так давно, всего пару столетий назад, в число правомочных членов общества не входили женщины. Так повелось еще с Древней Греции, где идея демократии впервые оформилась. У греков, правда, права голоса не имели также рабы и лица, не владеющие имуществом.  Впрочем, имущественный или образовательный ценз на определенной стадии развития использовали и те страны, которые сегодня считаются эталонами демократии. В любом случае есть идеал, есть движение к этому идеалу, и общества можно ранжировать по степени их «продвинутости» на этом пути.

Конфуцианство исходит из другой базовой посылки: все люди – как дети. Да, среди них можно встретить ответственных и здравомыслящих, но это – отнюдь не норма, а скорее счастливое исключение. И потому решение, принимаемое большинством, почти никогда не окажется оптимальным. Народ нужно заботливо опекать, оберегать от него самого, и в этом состоит долг хорошего правителя.

И демократы, и конфуцианцы согласны, что люди различаются по своим способностям. И там, и тут наиболее достойные отбираются и специально готовятся для того, чтобы  войти в правящую элиту. Но роль этой элиты кардинально различна. При демократии власть предстает чем-то вроде управляющего, «слуги народа». В конфуцианской парадигме она предстает скорее опекуном недееспособного.

Оба этих образа не совсем точны, зато знакомы и понятны без перевода. Мы легко можем представить себе управляющего предприятием или поместьем – наемного работника, который наделен огромной властью, но подотчетен собственнику этой власти. Да, порой он склонен злоупотреблять полномочиями, но последнее слово остается за хозяином – народом. Вместо плохого управляющего он может выбрать более достойного. Средствами для этого служат регулярные выборы, референдумы, а в исключительных случаях – революция, которая в идеале завершается учредительным собранием.

Также мы легко представляем себе роль опекуна. Его долг – действовать в интересах подопечного. Но руководствоваться при этом он должен своими представлениями об этих интересах. Референдум в такой системе координат выглядит, словно ребенку предоставляют право решать: идти завтра в школу или в парк аттракционов.

Конечно, любой авторитарный правитель, будь то диктатор или наследственный монарх, склонен позиционировать себя как «отца народа», а своих подчиненных – как заботливо опекаемых детей. Специфика конфуцианства мне видится в том, что оно трактует власть правителя не как родительскую, а именно как опекунскую. Если родителей не выбирают, то претендентов на роль опекуна можно и нужно выбирать. Вот только право выбора принадлежит отнюдь не подопечному, который не способен на это по определению. Кому же тогда? Другим опекунам, достойно зарекомендовавшим себя на этом поприще.

Идеал конфуцианства поэтому – отнюдь не единоличная власть. Таким идеалом всегда было коллегиальное руководство. Дэн Сяопин стал едва ли не первым в истории Китая, кто смог полностью реализовать его на собственном примере и передать преемникам. До этого в условиях монархии конфуцианцы долгими веками мечтали об этом , реализуя свои представления настолько, насколько это было возможно. Но они создали главное – тщательно разработанные принципы должностной иерархии, в которой каждое звено замещается самым достойным из претендентов, независимо от его происхождения. В наши дни эта система определяется термином «меритократия» (власть достойных), предложенным в середине ХХ века.

Само явление, впрочем, было известно в Европе намного раньше. Наиболее яркий пример меритократии – это замещение должностей в церковной иерархии. В христианской церкви все должности выборные, но нового пастора выбирают обычно не прихожане, а другие священники, причем рукоположить его должен священник более высокого ранга – епископ. Выборы епископов в идеале осуществлялись по такой же схеме: равные выбирают лучшего из своей среды и представляют на утверждение вышестоящему – патриарху или папе. Выборы главы церкви также осуществлялись коллегией равноправных выборщиков, при этом в византийском православии практиковалось утверждение со стороны высшего в параллельной, светской иерархии – императора. Избрание папы ни в каком утверждении не нуждается.

В науке реализован похожий принцип. Чтобы получить ученую степень, нужно сдать экзамены и защитить диссертацию перед советом лиц, ранее прошедших через такую же процедуру. При этом в совете по защите диссертаций на соискание низшей степени (в нашем случае – кандидата наук) требуется присутствие определенного числа лиц, имеющих более высокую степень (доктора наук). В советском и постсоветском варианте требуется утверждение со стороны ВАКа, но на Западе вполне обходятся без этого.

В Советском Союзе конфуцианские принципы были частично реализованы также в системе партийной номенклатуры. Даже высшее руководство формально, а в брежневскую эпоху – и в значительной степени реально – осуществлялось на коллегиальной основе. Это послужило, кстати, одной из причин вражды с маоистским Китаем, в котором конфуцианство было не в чести.

У меритократии есть как достоинства, так и недостатки. В конце концов, великий и древний Китай от застоя и упадка в XIX веке она не уберегла. Не все гладко и в современном Китае. С другой стороны, есть проблемы и у образцово демократических стран. Но речь сейчас не об этом. Я просто хочу подчеркнуть, что общественное устройство можно оценивать с разных точек зрения. Иногда смена ракурса позволяет увидеть смысл в том, что раньше казалось нелепицей.

Вот, скажем, возмущенный народ вышел на площадь (не важно какую – Тяньаньмэнь, Тахрир или Майдан Незалежености) и требует смены власти. С демократической точки зрения тут все ясно и очевидно. Народ – высший суверен и единственный источник власти. Как он сказал, так и должно быть. Тот, кто довел его до такого состояния – просто негодный управляющий, которого надо вышвырнуть вон. Народ сам распорядится своей судьбой, выберет более достойного. Даешь революцию!

С конфуцианской точки зрения все предстает немного иначе. Да, если дело дошло до массовых волнений – опекун явно оплошал. Но как исправлять ситуацию? Предоставить народу требуемую свободу – это все равно что потакать выведенному из себя ребенку, который в исступлении кричит: «Не хочу учить физику! И чистить зубы я больше не буду!». Любой воспитатель скажет, что ребенка надо прежде всего успокоить. Даже наказать, если мягкие меры уже не действуют. В ситуации, когда воспитатель потерпел фиаско, это – меньшее из зол.

 Дело не в том, какая из этих точек зрения – правильная. Это в учебной задаче все ясно и просто: автомобиль уедет с парковки, и можно будет увидеть, какой номер у данного парковочного места НА САМОМ ДЕЛЕ. В жизни такая однозначность недостижима. Вот на площади Тяньаньмэнь события завершились одним образом, на Тахрир – другим, на Майдане – третьим. Невозможно достичь единодушия в том, какое завершение лучше, а какое – хуже. Тем более что завершение одного события – это всегда начало какого-то другого. Как сравнивать сегодняшний Китай с завтрашней Украиной?

В свое время английский народ ограничил монархию и стал сам выбирать своих управляющих. За одно – два столетия он совершил научно-техническую революцию, создал империю, над которой не заходило солнце, и навязал свой стиль жизни всему остальному миру. Даже трехтысячелетний Китай оказался против него бессилен. Чуть позже американский народ сверг английского управляющего, принял конституцию и тоже за одно – два столетия создал мировую державу, превзошедшую величием и Британию, и тот же Китай. Это – примеры, которые нельзя не учитывать.

С другой стороны, Россия в 1917 году тоже разогнала старых управляющих и вскоре довела дело до того, что валявшуюся под ногами власть подобрали большевики. То, что они делали после этого, можно оценивать по-разному. Но уж мнение народа они точно не спрашивали. Китай в 1925 году восстал, чтобы привести ко власти Чан Кайши, а в 1945 году повторил это ради Мао. Германия в 1933 году сменила управляющего на опекуна, даже не прибегая к революции. Во всех этих странах надолго воцарились режимы, рассматривающие свои народы не как хозяев или подопечных, а всего лишь как инструменты для реализации собственных бредовых идей.  Все эти, и многие другие примеры тоже надо учитывать.  

Может, все дело в том, что одни народы действительно повзрослели, а другие остаются детьми? В таком случае мировому сообществу не помешало бы выработать критерии для определения дееспособности народов. Это позволит решить, кому можно нанимать себе управляющего, а кому нужно назначать  опекуна. Иногда даже в порядке экстренной помощи. Во всяком случае, американское опекунство в 1945 году явно пошло на пользу и Германии, и Японии. А вот Ираку и Ливии – не пошло. Может, потому, что прежних эффективных опекунов приняли за плохих управляющих.  Так что стоит утвердить заодно и конфуцианские критерии того, как должен себя вести хороший опекун. Чтобы не судить его по меркам управляющего.

А пока таких критериев нет, ни одна точка зрения не может считаться единственно правильной. Ни на одну из них не стоит полагаться безоглядно. На любое событие можно и нужно взглянуть с демократической точки зрения. А потом – перевернуть картинку, посмотреть по-конфуциански. И еще повертеть. И хорошенько подумать. Потому что, когда придет время действовать, надо будет выбрать один вариант. Со всеми вытекающими последствиями.