Численность населения и уровень освоения территории

О населенности имения Корень в середине XVI в. можно очень грубо судить на основании лишь одного документа — реестра серебщизны (специального налога на оплату наемного войска) за 1553 г.[96] К этому времени имение состояло из двух престимониев. В первом из них значилось 58 сох и 2 огорода, во втором — 50,5 сохи, 3 земли и 2 огорода. В качестве фискальных единиц при раскладке серебщизны принимались не дымы или службы, а специфические сохи, являвшиеся единицами упряжки.

Критерии раскладки государственных повинностей в зависимости от количества тяглового скота изложены (правда, без упоминания сох) в указе великого князя Жигимонта от 20 марта 1534 г. В частности, владелец двух волов или двух коней должен был уплачивать по 12 грошей, а владелец одного вола или одного коня — 6 грошей[97]. Таким образом, конь приравнивался не к целой воловьей упряжке, как считают некоторые исследователи, а к половине. Можно полагать, что в 1553 г. эти критерии были в целом аналогичными. Под сохой имелась в виду упряжка в составе двух волов или двух лошадей, которая в идеале принадлежала одному крестьянскому хозяйству. Но сплошь и рядом отмечались случаи, когда хозяйство имело лишь одну лошадь или одного вола — это принималось за половину сохи (отсюда и дробное количество сох в документе). И наоборот, в зажиточном хозяйстве могло быть две полных запряжки и даже более. Поэтому количество сох соотносится с количеством дворов лишь очень приблизительно. Под огородом, очевидно, подразумевался небольшой приусадебный надел, владелец которого не имел рабочего скота.

Некоторые соображения о соотношении сох и дворов можно получить из инвентаря имения Мядель (примерно в 100 км к северо-западу от Кореня), датированного 1545 г.[98] В распоряжении 97 крестьянских дымов в этом имении находилось 92 вола и 138 коней (кляч). Этот рабочий скот распределялся между дымами очень неравномерно: 11 дворов вообще не имели тягловых животных, а 13 имели по одному коню. Зато многие хозяйства располагали более чем одной упряжкой. В шестнадцати дымах насчитывалось по 2 коня и 2 вола, в шести — по 3 коня и 2 вола, в двух — по 4 коня и 2 вола. Применяя к этим данным критерии, которые действовали при раскладке серебщизны, можно условно говорить о наличии в имении Мядель 115 сох и 11 земель или огородов. Всего на двор приходилось в среднем по 1,19 упряжки, а если считать только дворы, обеспеченные скотом, — по 1,34. Общее число — 128 единиц обложения — оказывается чрезвычайно близким к количеству малых семей — 126. Это совпадение отражает тенденцию: как правило, более одной упряжки имели хозяйства, состоявшие из более чем одной семьи.

В Реваничской волости в 1549 г. на 80 дымов приходилось 122 тягловых животных (43 вола и 79 коней), или около 0,75 сохи на дым. Если учесть, что 10 дымов не имели скота, на 70 оставшихся приходится по 0,87 упряжки. В основной части имения Радошковичи количество коней и волов указано для 147 крестьянских дымов, составлявших 55 и 2/3 службы. В отличие от Реванич подданные этой части имения, как и жители Мяделя, выполняли барщину. Всего там было 346 тягловых животных (186 волов и 160 коней), что дает 1,18 сохи на дым. С учетом того что 12 хозяйств не владели скотом, на 135 оставшихся приходится по 1,28 сохи.

Известно соотношение дымов и упряжек в даннических селах Гнездиловичи и Войборовичи в 1555 г.: 69 дымов и 57 сох, в том числе 42 дыма имели по полной сохе (2 вола), 21 — по 1 волу (т.е. 0,5 сохи), а 3 — по 3 вола, или 1,5 сохи. Кроме того, в 3 хозяйствах тягловые животные отсутствовали. На 66 упряжных дворов приходилось 114 волов, или 0,86 сохи на дым. Но следует учитывать, что лошади в этих селах совсем не упоминаются. Если они, тем не менее, существовали, то при раскладке серебщизны количество сох оказалось бы большим.

Сохранился также инвентарь имений на территории современного Логойского района, разделенных между мелкими шляхтичами Щепаном и Матфеем Ваньковичами в декабре 1559 г.[99] Разделу подлежали владения, ранее пожалованные их предку, видимо, из состава той же Айненской волости, из которой выделилось и имение Корень: части сел Слижин, Нестановичи и Белое. Всего в инвентаре упоминаются 38 дымов, образующих 27,5 службы. Все они выполняли барщину. На них приходилось 82 упряжных животных (44 вола и 38 коней), что дает 1,08 сохи на дым. Если исключить 2 дыма, не имевших скота, на 36 оставшихся приходится по 1,14 сохи.

К этим данным можно присовокупить информацию по более отдаленному имению Свержень в верховьях Немана (120 км к юго-западу от Кореня), обработанную М. Ф. Спиридоновым. По инвентарю 1569 г. он насчитал в этом имении в среднем на один дым по 1,4 вола и 1,2 коня, что дает 1,3 полной запряжки на дым[100].

Обобщая приведенные выше сведения, отметим, что количество условных полных сох (2 вола или 2 коня) в середине XVI в. колебалось в центральной Беларуси в диапазоне от 0,9 до 1,3 сохи на упряжный двор. При этом для сел, населенных данниками, характерно меньшее количество тягловых животных, чем для сел, выполнявших барщину. Можно перенести выявленную пропорцию на реестр серебщизны по имению Корень. Упомянутые в нем 108,5 сохи могли означать в таком случае от 83 до 120 дымов, имевших тягловый скот. К ним следует добавить 7 дворов, не владевших скотом (упомянутые в реестре 3 земли и 4 огорода). Всего получается около сотни (от 90 до 127) крестьянских хозяйств.

Если допустить, что в одном крестьянском дворе проживало порядка 6 человек (эта цифра будет обоснована в следующем разделе), то население Кореньщины в середине XVI в. можно очень грубо оценить в пределах 540—690 человек. Плотность населения, таким образом, составляла от 4,75 до 6 человек на 1 кв. км. Для сравнения, в имении Ганевичи, которое занимало территорию примерно на 25% меньшую, чем Корень, что составляло около 90 тыс. кв. км, насчитывалось в 2,7 раза меньшее количество сох — 41. Соответственно там отмечалась и более низкая плотность населения — порядка 2—3 человека на 1 кв. км. Возможно, это объясняется тем, что процент земель, введенных в сельскохозяйственный оборот, был там ниже, и на значительной части территории произрастал нетронутый лес.

Степень аграрного освоения территории Кореньщины также можно установить, используя данные инвентарей Мяделя и Радошкович, в которых указана величина крестьянских наделов. В первом из них на 97 дымов приходилось удобряемой земли (навоза) на 76 бочек посева, неудобряемой — на 905 бочек, а пустоши измерялись 437 бочками. Кроме того, в распоряжении крестьян находились сенокосы на 676 возов сена, а под пустошами — еще на 342 воза (всего пустовало 36,1% пашни и 33,4% сенокосов). В среднем надел на дым был равен 0,78 бочки унавоженной земли, 9,23 бочки пашни и 6,9 воза сенокоса. В Радошковичах на 147 тяглых крестьянских дворов приходилось 971,5 бочки пашни и 714 возов сенокоса. Под лесом в крестьянских наделах оставалось земли на 105 бочек. В расчете на дым это 6,61 (а с учетом леса — 7,32) бочки пашни и 4,86 воза сенокоса. Близкие по времени сведения сохранились также по имению Глуск (около 170 км к юго-востоку от Кореня). Там, по подсчетам М. Ф. Спиридонова, в 1571 г. на один дым приходилось 5,6 бочки посева и 7,8 воза сенокоса[101].

Чтобы перевести эти цифры в привычные нам единицы, нужно знать емкость бочки и нормы высева. Согласно артикулу 17 Уставы на волоки 1557 г., вместимость стандартной бочки (в некоторых источниках именуемой также солянкой) составляла чотыры корцы краковских, под стрых, без верху и топтанья[102]. Похожее определение содержит артикул 30 раздела 3 Статута ВКЛ 1566 г.: 4 корцы без верху и тресенья, але под стрых[103]. Известно, что краковский корец до 1764 г. вмещал 14 гарцев и имел объем 38,5 л, позднее его вместимость была немного изменена и составила 37,8 л[104]. Соответственно объем бочки равнялся примерно 154 л, что вмещало около 94 кг озимой ржи, 114 кг пшеницы, 87,5 кг ячменя, 74 кг яровой ржи или 72 кг овса[105].

Нормы высева в это время неизвестны, но позднее, в конце XVIII в., они упоминаются неоднократно[106] и были очень стабильными — четверть виленской озимой ржи (67 кг) или 0,5 бочки овса (103 кг)[107] на 1 морг, т. е. на 0,71 га. Таким образом, в пересчете на гектар обычно высевалось около 1 ц озимых или 1,6 ц яровых. Если бочка посева мядельского инвентаря определялась по норме высева озими, она соответствовала 0,9 га. Если же в расчет брался посев овса или яровой ржи, то она соответствовала менее 0,5 га. Но это дает неправдоподобно низкие размеры наделов. Для сравнения, в России типичной нормой надела монастырских крестьян в XV — первой половине XVI в. являлась выть, равная примерно 15 десятинам[108] доброй земли (в трех полях), или 18 десятинам средней или 24 десятинам худой земли. В Новгородской земле средним исследователи считают надел приблизительно в 9 десятин[109]. В княжеских личных владениях в двух центральных уездах Московского государства средний надел составлял соответственно 10,5 и 17,5 десятины. В другом уезде наделы в крупной дворцовой вотчине колебались от 8 до 10 десятин[110]. В Ливонии одним из основных типов надела была так называемая крестьянская, или малая, соха площадью порядка 8—14 га[111]. В Польше в это же время преобладал надел, равный целому лану, что в разных местностях составляло от 17 до 24 га, хотя в Мазовии уже был высок процент наделов в 0,5 лана. Надел в четверть лана (т.е. порядка 4,5—6 га) считался настолько малым, что он специально упоминается в хронике Яна Длугоша в качестве вопиющего факта[112].

В дальнейшем автор исходит из того, что бочка посева равнялась примерно гектару. Что касается воза сена, то ему, вероятно, соответствовал участок не более 0,3 га[113]. Таким образом, средний надел на 1 дым в имении Мядель можно считать равным примерно 12 га (10 га пашни и 2 га сенокоса), в имении Радошковичи — 8,8 га (7,3 га пашни и 1,5 га сенокоса), в имении Глуск — 8 га (5,6 га пашни и 2,4 га сенокоса, при этом часть сенокосов, видимо, находилась не на луговых, а на суходольных землях и могла быть в принципе превращена в пашню). Еще примерно от 0,5 до 1 га могло приходиться на унавоженный приусадебный участок. Сведения о размерах наделов в более позднее время показывают, что эти цифры были достаточно устойчивыми и типичными для центральной Беларуси[114].

Для примерно 100 дымов, предположительно имевшихся в Корене в 1553 г., эта норма дает от 560 до 1000 га удобряемой и неудобряемой пашни, а если принять максимальное число — 127 дымов, то площадь пашни могла составлять до 1270 га. Еще порядка 250—400 га пахотной земли могло оставаться под временно пустующими наделами. Общая площадь имения Корень исчислялась примерно 11,3 тыс. га, но потенциально пригодной под пашню в условиях традиционной агротехники, до широкого внедрения мелиорации, была лишь возвышенная часть этой территории. Переувлажненные луга и тем более болота могли использоваться в лучшем случае для сенокоса. Соотношение двух видов угодий хорошо видно на крупномасштабной военно-топографической карте (так называемой двухверстке) издания 1916 г.[115] С ее помощью можно определить, что более возвышенные земли занимали около 55% территории Кореньщины, или 6,2 тыс. га. Из них потенциально пригодными под пашню были не менее 4 тыс. га, а реально освоено к середине XVI в. от 20 до 35 %, максимум — до 40% этой площади.

Даже этот, сравнительно невысокий уровень освоения территории был достигнут лишь в предшествующие несколько десятилетий. По всем имеющимся данным, период со второй половины XIV по конец XV в. характеризовался глубоким демографическим упадком не только на территории Беларуси, но и во всей Европе. Это объясняется наложением нескольких неблагоприятных факторов. Уже с начала XIV в. источники фиксируют ухудшение климата, повлекшее за собой затяжные неурожаи и жестокий голод. Например, во владениях Ливонского ордена в Прибалтике между 1300 и 1500 гг. не отмечено ни одного благополучного десятилетия, особенно тяжелые времена фиксируются источниками в 1315—1318 и 1409—1422 гг.[116] В Западной Европе ситуация обострялась социально-экономическим кризисом и достижением предела феодальной эксплуатации крестьян, приведшими на рубеже XIII—XIV вв. к относительному аграрному перенаселению[117], в Восточной Европе — последствиями разрушительного монгольского нашествия и установлением власти Золотой Орды на большей части Руси[118], сопровождавшимся неоднократными повторными вторжениями. К тому же резко ухудшилась эпидемиологическая обстановка. Чума, занесенная в Европу в 1340-е годы и получившая там название «черная смерть», привела к огромным опустошениям. В Англии потери оцениваются примерно в треть населения[119], в Германии — в четверть[120], во Франции — в таких же пределах[121]. Имеются летописные свидетельства о чуме на Руси, где пик эпидемии пришелся на 1352—1353 гг.[122], но надежные количественные данные по Восточной Европе, к сожалению, отсутствуют. В последующие десятилетия чума давала неоднократные повторные вспышки (в 1363—1366, 1372—1374, 1393—1399, 1417, 1441—1443, 1467 г., в том числе и на Руси[123]), которые препятствовали восстановлению населения. По оценкам разных авторов, к 1460 г. население большинства европейских стран еще не достигло уровня 1340 г. Исследователи единодушны в том, что процесс депопуляции носил общеевропейский характер[124].

На этом фоне вполне объяснимо, что экстраполяция данных о количестве служб начала XVI в. на более раннее время заставляет говорить о крайне низкой плотности населения. На одно село с округой порядка 100 кв. км должно было приходиться считанное число семей. Вероятно, 10 служб, упоминаемых в Ганевичах в 1516 г., и примерно 20—25 таких же служб в Корене были установлены в период пожалования этих сел Виленскому капитулу, т.е. в 1390-е гг. Если тогда каждой службе соответствовала одна крестьянская семья, состоявшая из 6—8 человек, то население Кореньщины в те времена можно очень гипотетически оценить в диапазоне от 100 до 200 человек, а его плотность — один-два человека на квадратный километр. В Ганевичах плотность населения, вероятно, составляла менее 1 человека на квадратный километр.

В течение последующего столетия количество служб оставалось прежним, но большинство из них понемногу разрасталось, и к началу XVI в. они могли включать в среднем по 1,5—2 самостоятельных семейных хозяйства. Общее их число можно оценить в пределах от 30 до 50 семей, что дает на начало XVI в. численность населения в пределах 200—300 человек обоего пола, а плотность населения Кореньщины — порядка 2—3 человека на квадратный километр. Видимо, такая плотность типична для Беларуси того времени (за исключением нескольких издревле освоенных районов, прилегавших к крупным городам, где концентрировалось основное число княжеских домениальных сел и боярских вотчин).


[96] ОРБАНЛ. Ф. 43. Ед. хр. 435.

[97] Белоруссия в эпоху феодализма: Сб. документов и материалов. Т. 1. С. 136.

[98] Документы Московского архива Министерства юстиции. Т. 1. – М., 1897. С. 75–85. См. тот же документ: Белоруссия в эпоху феодализма. Т. 1. С. 199–208. Имение состояло из трех частей, в тексте названных волость двора Мядельского, волость двора Заворноцкого и волость двора Склениковского. Инвентарь имеет небольшие пропуски: общее количество подданных Мядельского двора указано как 36 служб, тогда как поименно перечислены лишь 35, а в Склениковском дворе в одной службе указаны 2 дыма, хотя описание одного из них отсутствует. Не сходится и большинство других сумм, подсчитанных составителями инвентаря, поэтому все цифры пересчитаны автором заново.

[99] НИАБ. Ф. 1727. Оп. 1. Ед. хр. 23. Л. 477–479.

[100] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. У 3 т. Т. 1. – Мн., 1997. С. 65.

[101] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. Т. 1. C. 63–64.

[102] «Устава на волоки» и дополняющие ее документы шестой книги публичных дел Метрики Литовской // Русская историческая библиотека. Т. 30. – Юрьев, 1914.

[103] Статут Великого княжества Литовского 1566 г. — Мн., 2003.

[104] Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: У 6 т. Т. 4. – Мн., 1997. С. 135.

[105] Отмечу, что неправомерно распространенное в литературе отождествление этой бочки с виленской бочкой, введенной в качестве стандартной меры постановлением сейма в 1766 г. и имевшей объем в 144 гарнца, или около 442 л (в нее входило примерно 270 кг озимой ржи или 207 кг овса). Эту ошибку ранее повторил и я: Насевіч В. Карэньшчына: тры стагоддзі з жыцця аднаго маёнтка // Беларускі гістарычны агляд. Т. 7. Сш. 1 (12). С. 4–5 (заўвага 6), 13.

[106] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. Т. 1. С. 234.

[107] Удельная плотность зерна разных злаков различается, из-за этого их соотношения, указываемые в мерах объема и мерах веса, могут сильно расходиться между собой. Здесь и далее при переводе таких единиц средняя плотность озимой ржи принимается равной 610 г на литр, яровой ржи – 480 г, пшеницы – 745, ячменя – 570, овса – 470 г. Эта плотность ниже, чем у современных сортов, но наилучшим образом соответствует соотношениям, приводимым в источниках. Например, в справочниках XIX в. указывается вместимость русской четверти (210 л) в 9,5 пуда пшеницы, 7,25 пуда ячменя, 6 пудов овса, 6,25 пуда ржи – очевидно, яровой, поскольку емкость той же четверти повсеместно выражалась в 8 пудов озимой ржи. См., напр.: Федосюк Ю. А. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. – 3-е изд. – М., 2000. С. 48.

[108] Десятина равнялась примерно 1,09 га.

[109] История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. Т. 2. С. 140.

[110] История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. 2. С. 273.

[111] История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. Т. 2. С. 186.

[112] История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. 2. С. 391.

[113] В 1783 г. во владениях ксендза Кореньского костела 200 возов накашивали с сенокосных угодий, имевших площадь чуть более 53 га: НАРБ. Ф. 1781. Оп. 27. Ед. хр. 219. С. 149, 150.

[114] После волочной реформы, произошедшей во второй половине XVI – начале XVII в., наиболее распространенным был надел в половину волоки, или около 10,5 га пашни.

[115] Военно-топографическая карта Российской империи. М 1:84000. – Пг., 1916. Ряд XIV. Л. 24.

[116] История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. Т. 2. С. 193.

[117] История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. 2. С. 289–290.

[118] История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. Т. 2. СXVI. 132–133.

[119] Russell J. C. British Medieval Population. – Albuquerque, 1948. P. 92.

[120] Keyser E. Die Pest in Deutschland und ihre Erforschung // Actes du Colloque International de démographie historique. – Liège, 1964. P. 369.

[121] Бессмертный Ю. Л. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. — М., 1991. С. 136 – 139.

[122] Полное собрание русских летописей. Т. 10: Патриаршая, или Никоновская летопись. – М., 1965. С. 217, 221–224, 226; Борисенков Е.П., Пасецкий В. М. Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы. – М., 1988. С. 274–299 и др.; Насевіч В.Л. Пачаткі Вялікага княства Літоўскага: Падзеі і асобы. – Мн., 1993. С. 95.

[123] Полное собрание русских летописей. Т. 11: Патриаршая, или Никоновская летопись. – М., 1965. С. 3, 6, 25, 162.

[124] Самаркин В. В. «Черная смерть» по данным современной зарубежной литературы // Вестник Московского университета (история). 1976. № 3. С. 75–79; История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. 2. С. 292–293.