Уровни сопоставления

Поскольку микроисторическое исследование ориентировано на выводы, характеризующие общество в целом, особую важность приобретает сопоставление данных, полученных на микроуровне, с более общими данными. Допускается наличие нескольких уровней такого сопоставления. Выявленная в процессе исследования особенность может быть уникальной для изучаемой микропопуляции, специфичной для определенного региона, общей для страны в целом или для еще более широкого ареала, в масштабах целого континента или цивилизации. В идеале исследование должно отразить все эти уровни сопоставления — естественно, с разной степенью детализации.

Целью нашей работы является изучение белорусской деревни. Следовательно, основным уровнем сопоставления должна стать территория Беларуси. Как правило, под ней будет пониматься территория современного белорусского государства в границах на момент обретения независимости в 1991 г. Количественные характеристики, полученные для исследуемой микропопуляции, по возможности будут сопоставляться с имеющейся статистикой в отношении всей этой территории. Но, поскольку в прошлом административные границы на территории Беларуси обычно не совпадали с современными, во многих случаях приходится иметь дело с другими территориальными единицами. Для периода Великого княжества Литовского ситуация, как ни странно, более проста, так как территория этого государства после Люблинской унии 1569 г. довольно точно совпадала с территориями современных Беларуси и Литвы. Следовательно, при работе с материалами этого времени достаточно лишь разграничивать сведения, относящиеся к «литовской» и «белорусской» частям (в современном понимании, поскольку для жителей этого государства оно было «литовским» в широком политическом смысле безотносительно к этнической составляющей). При этом, насколько это возможно, будут учитываться прежде всего данные, относящиеся к центральной части Беларуси (Менский повет в границах 1565 г. и непосредственно прилегающие территории смежных поветов).

Для периода Российской империи нередко приходится оперировать агрегированными сведениями в пределах губерний. Из них Минская и Могилевская губернии практически полностью находились на территории Беларуси, а Витебская, Гродненская и Виленская в разной пропорции охватывали и часть смежных территорий — Латвии, Литвы, Польши и России. Часто белорусские историки оперируют в таких случаях данными только тех уездов указанных губерний, которые целиком или преимущественно находились на белорусской территории. Это возможно, однако, лишь в тех случаях, когда имеется статистика на поуездном уровне.

В ряде случаев для отражения «общебелорусских» черт (при всей условности этого понятия) достаточным представляется сопоставление на уровне Минской губернии, на территории которой находится объект нашего микроисследования. Эта губерния занимала примерно 40 % территории Беларуси, притом охватывала весь ее центр и значительную часть такого своеобразного региона, как Полесье. На материалах Минской губернии не находит отражения, пожалуй, только специфика ряда окраин — брестского Побужья, прилегающих к Литве областей Понеманья и особенно восточной Беларуси (бассейны Днепра и Двины), которая вкупе со Смоленщиной, Брянщиной и южной Псковщиной является широкой переходной зоной между белорусской и русской этническими территориями. Но в любом случае общие для Минской губернии черты значительно лучше соответствуют тем, которые можно определить как «общебелорусские». Часто при сопоставлении статистики погубернского уровня обнаруживается, что цифры по Минской губернии и всей совокупности белорусских уездов наиболее близки между собой, тогда как цифры по белорусской части Гродненской и Виленской губерний выглядят переходными в сторону более западных, а по Могилевской и белорусской части Витебской губернии — в сторону более восточных территорий. К тому же их своеобразие без труда выявляется при более высоком, региональном уровне сравнения.

Необходимость использования этого уровня объясняется тем, что по-настоящему понять суть традиционной белорусской деревни можно только при ее сопоставлении с другими территориями, где крестьянство существовало в несколько иных природных, историко-политических и культурных условиях. Но степень таких отличий не должна быть слишком высока. Поэтому в качестве ареала для широких сравнений выбрана зона пашенного земледелия Европы — область, которая включает в себя основную часть Англии, северо-восточную часть Франции (Парижский бассейн), Нидерланды, Германию и Австрию (за исключением альпийский областей), Данию, южные земледельческие районы Норвегии, Швеции и Финляндии, Польшу, Прибалтику, северную часть Украины (Галицию, Волынь и Киевщину), российское Нечерноземье. С некоторыми оговорками в эту же зону включены территории Центральной Европы с чередованием горных и равнинных ландшафтов (Чехия, Словакия и Венгрия с Трансильванией).

Указанный ареал охватывает страны с сопоставимыми природно-климатическими и почвенными условиями. Правда, различия, выражаемые в общем ухудшении этих условий в направлениях с запада на восток и с юга на север, достаточно велики. Например, в зоне от Атлантики до Вислы и на Украине преобладают широколиственные леса на серых лесных почвах, а далее на восток и север — смешанные леса на менее плодородных дерново-подзолистых почвах. Продолжительность вегетационного периода также сильно различается. Но все же во всем ареале произрастает примерно одинаковый набор культурных растений, средние температуры как зимних, так и летних месяцев не слишком различаются, уровень осадков также сопоставим. К тому же на протяжении столетий не раз происходили климатические колебания, и в периоды ухудшений природные условия в западной части ареала были весьма близки к таковым для северо-востока в благоприятные периоды. Другими словами, жителям указанного ареала приходилось так или иначе находить ответы на сходные вызовы внешней среды. Существенно и то, что на большей части ареала (за исключением Англии и Франции) классовое общество и государство впервые возникли с небольшой разбежкой во времени (с VIII по XI в.) и в течение долгого периода развивались практически синхронно.

С другой стороны, ареал резко различается этническим и конфессиональным составом населения. Здесь проживают представители германской, западнославянской, финно-угорской, балтской и восточнославянской языковых групп, с языческих времен имевших существенные отличия в культуре. На эти древние отличия наложилось воздействие разных ветвей христианства — католицизма, протестантизма и православия. Очень разной была и роль инокультурных инфильтрантов, прежде всего еврейства. Тем интереснее оценить общее и особенное белорусской деревни на этом фоне.

В историографии со времен римских географов сложилась устойчивая традиция рассматривать очерченный регион с точки зрения дихотомии между его западной и восточной половинами, за которыми в эпоху Ренессанса закрепились восходящие к Тациту и Птолемею обозначения «Германия» и «Сарматия» (под последней понималась зона расселения славян и других негерманских народов[12]). Это противопоставление значительно углубилось в Новое время, когда произошло окончательное оформление столь уникального в мировом масштабе явления, как западноевропейская цивилизация (нередко именуемая попросту «европейской», изредка — «германо-романской»). Ее мыслители долго осознавали свою общность вопреки языковым, политическим и конфессиональным различиям и одновременно пытались определиться «от противного», отмечая (а порой гиперболизируя) отличия от ближайших соседей. Не было ясности в том, где же проходит внешняя граница этой цивилизации. Вхождение в ее состав западной части нашего ареала сомнений ни у кого не вызывало, но по мере мысленного движения к востоку эти сомнения нарастали. Для жителей восточной части ареала ситуация была еще сложнее — им предстояло самим найти свое место по одну из сторон дихотомии «запад — восток» и при этом как-то согласовать его с мнением бесспорных «европейцев». Мнения эти далеко не всегда совпадали в прошлом, продолжают расходиться они и по сей день.

Для современных белорусов проблема отношения к западноевропейской цивилизации тоже вполне актуальна. Будучи белорусом, я не мог абстрагироваться от нее при проведении этого исследования. Поэтому сопоставления в масштабах широкого ареала будут делаться и с учетом этого обстоятельства.

[12] Chranowski T. Wędrówki po Sarmacji europejskiej. – Kraków, 1988; Пазднякоў В. Сарматызм // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: У 6 т. Т. 6. Кн. 1. – Мн., 2001. С. 230–231.