Снова война

Первым этапом Второй мировой войны, в котором принял участие Советский Союз, была почти бескровная акция по присоединению Западной Беларуси в сентябре 1939 г. Зимой 1940/41 г. произошла война с Финляндией. Она оказалась более кровопролитной, но официальные данные о потерях не афишировались и отдельные списки их не составлялись. Насколько удалось установить по опросам местных жителей, в этой войне погибли по крайней мере 6 жителей Кореньщины: Адам Фомич Балцевич из Терехов, Александр Иванович Лис из Козырей, Павел Равина, бывший ранее председателем колхоза в Прудках, Адам Петрович Фалей из Кореня, Владислав Антонович Носевич из Михалкович и Антон Михайлович Ковалевский, бывший председатель колхоза в той же деревне. Кроме того, на финской войне погибли уроженец Терехов Иван Васильевич Хотько, ранее переселившийся в деревню Юрковичи в примаки, и уроженец Прудков Иосиф Адамович Лис (около 1915 г. рожд.), живший в Минске.

После нападения фашистской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. начался один из самых мрачных и в то же время героических периодов в истории Кореньщины — период Великой Отечественной войны. Ее территория оказалась оккупированной немцами уже в первые недели войны. Это помешало развернуть полную мобилизацию, и многие мужчины призывного возраста на время оккупации остались в своих домах. Первый удар приняли на себя регулярные части Красной Армии, в которых на тот момент находились несколько десятков уроженцев Кореньщины. По имеющимся данным, в этот период войны на фронте погибли и пропали без вести не менее 25 из них, многие попали в плен. Впрочем, некоторым посчастливилось уцелеть и, попав в окружение, даже вернуться домой. Житель Красного Бора Казимир Щербович попал в окружение под Ломжей, на границе с Польшей. Укрытый на несколько дней одним из местных жителей, он затем отправился пешком на восход солнца и, пройдя несколько сот километров по занятой врагом территории, благополучно вернулся домой.

Население, не успевшее хоть немного оправиться от многолетнего террора собственного правительства, испытало ужасы террора захватчиков, которые оставили неизгладимый след в коллективной памяти. На их фоне все, происходившее в предыдущие годы, потускнело и отошло на второй план. Первыми жертвами стали евреи. На территории Кореньщины, судя по имеющимся данным, к этому времени оказались 5 еврейских семей, живших в деревне Терехи: ранее раскулаченная семья торговца Сроля Шульмана в составе 5 или 6 человек, семья Ицки Савельсона из 4 человек, семья Нехамы Гершман (4 человека) и семьи Ицки Берсона и его сына Невуха, насчитывавшие вместе 12 человек. Четыре из этих пяти семей были расстреляны 30 августа 1941 г.[193] Уцелеть посчастливилось лишь одной семье — Сроля Шульмана. В течение трех лет оккупации они прятались в землянке где-то посреди болота Чистик. Все это время нужно было чем-то питаться. Сыновья Сроля худо-бедно помогали партизанам (очевидно, за продукты), выполняя их разовые задания. Нередко они, черные от грязи, насквозь пропахшие дымом, приходили в деревню: просили продукты, а порой и откровенно вымогали, пугая старушек несуществующей бомбой. Это не вызывало особого энтузиазма, но выдать Шульманов полиции никто не посмел.

По воспоминаниям местных жителей, с приходом немцев население поначалу заняло выжидательную позицию. Проходящие фронтовые части в особых зверствах не были замечены. Некоторые люди, бывшие тогда детьми, вспоминают, как солдаты угощали из конфетами. Расстрел евреев стал первым событием, которое показало, что от новых хозяев ничего хорошего ждать не приходится.

Оккупационный режим, установленный немцами, оставил практически неизменной прежнюю административную структуру. Сельсоветы были преобразованы в волости, а в каждой деревне назначен староста, ответственный за контакты между властями и населением. В Козырях старостой немцы назначили Лиса (имя установить не удалось). Этой должностью он был обязан своему знанию немецкого языка, так как в Первую мировую войну побывал в немецком плену. В Прудках должность старосты предложили Николаю Носевичу, который считался пострадавшим от советской власти — в 1933 г. арестован по делу ПОВ и вернулся из лагерей незадолго до войны. Но он исполнял обязанности не на должном уровне, и тогда старостой назначили Антона Луцкого, перед войной переселенного с хутора.

Поначалу в крупных деревнях разместились небольшие полицейские гарнизоны, в которых служили в основном полицейские, присланные из других мест. Довольно много желающих служить в полиции оказалось только в Новом Черневе, вследствие чего эта деревня получила репутацию «полицейской». В других деревнях такие случаи бывали единичными. Колхозы сразу прекратили существование, и уже в августе 1941 г. крестьяне разделили землю, скот и сельскохозяйственный инвентарь. Однако вскоре из волости пришел приказ — собрать все назад. Той же осенью новые власти все же разрешили разделить колхозное имущество. Крестьяне разобрали на участки колхозные поля вместе с еще не убранным урожаем и поделили имевшийся скот (некоторым хозяйствам достался один конь на двоих).

Весной 1942 г. каждая семья засевала тот участок, которым владела до коллективизации. Безземельным и новоприбывшим выделялись земли, ранее принадлежавшие раскулаченным хозяйствам. В первые месяцы войны германские войска захватили много пленных, в отношении которых порой проявляли неожиданную либеральность. Часть советских военнопленных была отпущена в распоряжение сельских старост, которые расселили их по дворам, где не имелось трудоспособных мужчин. Так во дворах некоторых вдов и одиноких женщин возникли необычные временные семьи, порожденные прихотью войны. Весной пленные помогали сеять, но вскоре последовал приказ всем им явиться в Логойск. Многие не подчинились этому приказу — перешли на нелегальное положение или ушли в лес, в партизаны.

В первые месяцы оккупации количество партизан в лесах, окружавших Кореньщину, исчислялось максимум несколькими десятками человек. Это были в основном окруженцы — кадровые военнослужащие Красной Армии, оказавшиеся в глубоком тылу противника, но не сложившие оружие. Одна такая группа, известная как партизанский отряд «Борьба», сформировалась уже в июле 1941 г. в лесах севернее Кореньщины, на территории тогдашнего Плещеницкого района. Осенью значительная часть отряда решила уйти к своим, за линию фронта, оставшиеся объединились в апреле 1942 г. с новой группой окруженцев, пришедшей из Западной Беларуси. Другой такой отряд, получивший название «Мститель», сформировался в феврале 1942 г. в том же Плещеницком районе из окруженцев и местных жителей, число которых пополнили подпольщики-железнодорожники из Минска, под угрозой ареста вынужденные уйти в леса. Его командиром стал один из офицеров-окруженцев В. Т. Воронянский, уроженец Полтавщины. В апреле 1942 г. юго-западнее Кореньщины, в лесах по берегам реки Илии, начал действовать еще один отряд — «Штурм», командиром которого стал один из бывших военнопленных, распущенных из лагерей, — Б. Н. Лунин, уроженец Саратовской области. В тех же местах действовала небольшая группа окруженцев под командованием В. Д. Захарова, в лесах восточнее Плещениц — группа лейтенанта Большакова.

Деятельность этих малочисленных групп не представляла серьезной угрозы для немецкого оккупационного режима и мало соответствовала директивам Ставки Верховного главнокомандующего о развертывании в тылу врага всенародной партизанской борьбы. Чтобы интенсифицировать эту борьбу, советское командование с лета 1942 г. перешло к новой тактике: пользуясь разрывом в линии фронта, образовавшимся к северо-востоку от Витебска (так называемые «Витебские ворота»), оно начало отправлять в немецкий тыл хорошо вооруженные пешие группы из отозванных с фронта военнослужащих, специально подготовленные для партизанской войны. Часть этих групп имела разведывательно-диверсионные задачи, но главной их целью было послужить катализатором партизанского движения на оккупированной территории. Каждой группе заранее намечался район дислокации, куда она должна была скрытно перебазироваться и стать ядром крупного партизанского формирования — отряда или бригады.

Эта тактика оказалась успешной. Диверсионная группа «Бывалые» под командованием офицера-спецназовца П. Г. Лопатина, в мае 1942 г. прибывшая в глухие леса на правобережье Березины, западнее озера Палик, объединилась с группой Большакова и образовала отряд «Дяди Коли», а также инициировала появление нескольких небольших отрядов из числа местных жителей. В июне в отведенный группе лесной район восточнее Логойска, по нижнему течению реки Гайны, прибыла вторая группа, образовавшая отряд «Смерть фашизму». В район озера Палик (но восточнее, на левый берег Березины) также перебросили группы партизан с севера, из Витебской области, образовавшие отряд «Старик». Еще одна такая группа была переброшена в район действий отряда «Штурм», где вместе с диверсионной группой, присланной из советского тыла, она образовала отряд имени Фрунзе.

Численность партизан после этого начала быстро расти, и уже в августе отряд «Дяди Коли» и созданные под его воздействием местные отряды объединились в партизанскую бригаду, сохранившую название «Дяди Коли» (ее командиром стал П. Г. Лопатин), а на базе отряда «Старик» возникла одноименная бригада, в состав которой в ноябре вошел и отряд «Смерть фашизму». Отряды, действовавшие на западе Плещеницкого района, в сентябре также объединились в бригаду, поначалу получившую название «Дяди Васи». Ее командиром стал В. Т. Воронянский. Чуть позже, в декабре 1942 г., на базе отряда «Штурм» и выделившихся из его состава дочерних отрядов создана бригада «Штурмовая» под командованием Б. Н. Лунина.

Таким образом, в течение лета — осени 1942 г. в радиусе 30—40 км от Кореньщины возникли четыре крупных партизанских формирования, каждое из которых насчитывало несколько сотен вооруженных бойцов: на юго-западе — бригада «Штурмовая» и действовавший самостоятельно отряд им. Фрунзе, на северо-западе — бригада «Дяди Васи», на северо-востоке — бригада «Дяди Коли», на юго-востоке — отряд «Смерть фашизму» бригады «Старик». Еще более крупное формирование, бригада «Железняк», базировалось выше по течению Березины (основной сферой ее действий стал тогдашний Бегомльский район, но один из отрядов базировался в Логойском). Действия бригад подчинялись, хотя и не без трений, подпольному центру ЦК КПБ(б), который возглавил присланный из-за линии фронта партийный работник П. А. Жукович[194]. В ноябре 1942 г. на основе группы коммунистов, несколькими месяцами ранее выделенной из состава отряда «Мститель» для партийной работы в районе, был образован подпольный Логойский райком КП(б)Б[195].

Все это коренным образом изменило обстановку. Небольшие полицейские гарнизоны уже не могли противостоять такому противнику и были стянуты в райцентры и крупные местечки. Гарнизон численностью около 240 полицейских находился в Логойске, другой — в Плещеницах. Чуть далее от Кореньщины, в Зембине, размещался еще один гарнизон численностью около 120 человек. В конце 1942 г. партизаны, накопив силы, перешли к наступательным действиям. Бригада «Железняк» 17 декабря полностью ликвидировала гарнизон в Бегомле, окруженном густыми лесами, и взяла под свой контроль практически всю территорию района. В это же время бригада «Дяди Васи» атаковала гарнизон в Плещеницах, Бригада «дяди Коли» — в Зембине, а «Штурмовая» 23 декабря разгромила гарнизон в Логойске. Правда, в этих местечках партизанам закрепиться не удалось. Но тем не менее вдоль всего верхнего течения Березины, между Докшицами и Борисовом, сформировалась обширная зона, куда представители оккупационного режима доступа не имели. В литературе она известна как Борисовско-Бегомльская партизанская зона.

На территории Кореньщины, как и во многих других районах по всей Беларуси, установилось своеобразное двоевластие. Местная администрация, назначенная немцами, действовала в дневное время, все заготовительные и прочие акции осуществлялись только наездами из крупных гарнизонов. Ночью территория принадлежала партизанам. В деревнях, расположенных среди леса, как, например, Козыри, они свободно появлялись даже днем, заходили в дома пообедать. Практически в каждой деревне несколько человек, главным образом молодые парни, ушли в партизанские бригады.

Отношение к партизанам было двойственное. Сотни человек, сконцентрированные в лесных лагерях, нуждались в большом количестве продуктов. Резолюция подпольного райкома, принятая 2 января 1943 г., закрепляла за каждым партизанским отрядом зону ответственности, в которой они должны были проводить заготовку продовольствия, а также организовать самооборону и сформировать скрытые кадровые резервы для пополнения отрядов личным составом. Территория пяти сельсоветов, включая Кореньский и Кузевичский, была закреплена за отрядом «Мститель», впоследствии послужившим основой для формирования бригады «Дяди Васи»[196]

В деревнях, находившихся в глубине партизанской зоны, жители сеяли хлеб для партизан, но убрать и сохранить его было непросто. Решение бюро подпольного райкома о проведении посевной кампании, принятое 3 апреля 1943 г., предписывало всем отрядам на время сева вернуть крестьянам всех лошадей, оставив лишь необходимый минимум. Не ставя вопрос о восстановлении колхозов, райком лишь предписал создание комиссий для правильного распределения земли[197].

Организованная заготовка продуктов среди мирного населения в основном встречалась с пониманием. Любопытно, что сбор продуктов для партизан зачастую организовывали сельские старосты, в свое время назначенные немцами (по крайней мере так было в Терехах). Гораздо чаще крестьяне страдали от небольших групп, посланных на разведывательные и диверсионные задания и лишенных вследствие этого контроля со стороны командиров. Очень часто такие группы занимались реквизицией на свой страх и риск, действуя порой как обычные бандиты. В воспоминаниях очевидцев постоянно подчеркивается, что среди партизан были «хорошие» и «плохие», в зависимости от личных качеств. Последние чаще встречались не среди кадровых военных, а среди местных уроженцев. Одна жительница Прудков, бывшая в то время девушкой-подростком, вспоминала, как чем-то не угодила одному такому партизану, и он погнался за ней с ружейным шомполом. Она, правда, убежала от него, но долго пряталась, не решаясь вернуться домой до глубокой ночи.

Репрессии оккупантов в отношении крестьян поначалу носили довольно локальный характер, хотя и в ту пору можно было лишиться жизни за сравнительно небольшую провинность. В списках погибших в годы войны мирных жителей, составленных уже в наши дни Гайненским сельсоветом, упоминается о гибели в 1942 г. жительницы Жирблевич Марии Андреевны Урбанович, 1912 г. рожд., казненной немцами в Минске. Тогда же в Терехах немцы убили Василия Мартиновича Хотько (около 1890 г. рожд.). Мне довелось слышать две версии его смерти. Согласно первой, немцы забрали у него коня, и он долго умолял вернуть его, пока не был за это убит. По другой версии, немцы разыскивали сына Хотько — Петра, связанного с партизанами, а отец отказался назвать место его нахождения. Жена Василия в войну умерла от тифа, как и многие другие жители. По воспоминаниям, зимой 1941/42 г. погиб советский офицер по фамилии Соколов, до войны служивший в военном городке, который находился между деревнями Корень и Чернево. Заброшенный в немецкий тыл, он пришел в Новое Чернево, чтобы повидаться со своей девушкой, но кем-то из жителей был выдан немцам и вскоре расстрелян в Логойске.

Зимой 1942/43 г. партизаны начали все чаще расправляться с теми, кто пошел на сотрудничество с немцами, совершали террористические акты на лесной дороге из Логойска в Плещеницы, проходившей по восточной окраине Кореньщины. В новогоднюдю ночь на 1 января 1943 г. в результате диверсионной акции, подготовленной отрядом «Смерть фашизму», погиб от взрыва бомбы комендант логойского гарнизона Фюрстер. Не в состоянии справиться с набиравшими размах действиями партизан, немцы и вставшие на их сторону представители местной администрации вскоре перешли к практике массовых расправ над беззащитными жителями деревень в контролируемых партизанами районах.

Первая такая расправа произошла после того, как утром 22 марта 1943 г. на дороге Логойск — Плещеницы недалеко от поворота на Козыри партизаны отряда «Мститель» расстреляли автомашину, в которой ехал в отпуск один из офицеров размещенного в Плещеницах 118-го карательного полицейского батальона — Ханс Вёльке, в прошлом олимпийский чемпион по толканию ядра, любимец самого Гитлера. Поднятый по тревоге 118-й батальон (состоявший из бывших уголовников и советских военнопленных, в основном украинцев) спешно прибыл на место происшествия. К несчастью, неподалеку жители Козырей валили у дороги лес, создавая по приказу немецких властей 50-метровую охранную полосу по обочинам шоссе. Полицейские собрали их и погнали по дороге, а когда напуганные крестьяне вдруг начали разбегаться, начальник штаба батальона Григорий Васюра отдал приказ открыть огонь. Раненых добивали на месте. В этой бойне погибли 27 жителей Козырей. В тот же день каратели под командованием Г. Васюры сожгли деревню Хатынь, в сторону которой вели следы партизан, уничтожив при этом всех ее жителей[198]. Название этой деревни стало впоследствии нарицательным, поскольку на ее месте был создан известный мемориал жертвам фашизма.

В апреле 1943 г. немцы предприняли карательную акцию против отряда «Смерть фашизму». Территорию Кореньщины она не затронула, но, преследуя партизан, большие силы карателей уничтожили несколько деревень между Логойском и Борисовом, в том числе в деревне Хотенево в сарае были заживо сожжены 184 человека. Вскоре началась гораздо более масштабная операция, известная под кодовым названием “Cottbus”. Она проводилась с 20 мая по 21 июня 1943 г. с целью полной ликвидации Борисовско-Бегомльской зоны. Крупные силы немцев и полицейских батальонов, при поддержке танков и авиации, двигались с нескольких направлений в район озера Палик, оттесняя туда партизан. В эту облаву попали и бригады, в которых было немало уроженцев Кореньщины: «Штурмовая», «Дяди Коли», «Смерть фашизму», «Железняк». Бригада «Дяди Васи» вырвалась из смыкающегося кольца на запад, на территорию Вилейского района. На несколько дней немцы восстановили контроль над Бегомлем, где было убито около 300 мирных жителей. Но конечной цели им добиться не удалось: в ночь на 19 июня основные силы партизан прорвали блокаду западнее озера Палик и вернулись в места своей дислокации[199].

В течение 1943 г. оккупационный режим становился все более жестоким. Согласно спискам Гайненского сельсовета, в том году за связь с партизанами были казнены житель Михалкович Феликс Иванович Тарлецкий, жительница Нового Чернева Вероника Брониславовна Гусаковская (1905 г. рожд.), житель Терехов Иосиф Францевич Балцевич (1910 г. рожд.) и другие. Ответный террор со стороны партизан был не менее жестоким. Они утопили в туалете старосту деревни Козыри Лиса, так как считали его виновным в гибели Хатыни: будто бы он, пытаясь отвести беду от своей деревни, сам указал немцам следы, ведущие в Хатынь. Также партизаны убили единственного полицейского в Красном Бору — Станислава Шейпу и жителя Терехов Иосифа Николаевича Балцевича. Мне доводилось также слышать смутное воспоминание о том, что в Старом Черневе партизаны за что-то убили некоего Щербовича, который ранее снабжал их самогоном.

Возросли поборы и реквизиции с населения со стороны оккупационных властей, началась практика массовой отправки людей в Германию на принудительные работы. Летом состоялся обмен паспортов, во время которого много молодежи немцы забрали для отправки в Германию. Более пожилых крестьян отправили на работы в Минск, откуда они понемногу разбегались и пешком возвращались домой. Летом 1943 г. деревню Прудки окружила конная полиция, всех согнали на сходку, на которой объявили нормы заготовки сельхозпродукции, а часть молодежи угнали в Германию. В конце того же лета 9 конных полицейских угнали деревенский скот, который пасся на жнивье.

Партизаны также продолжали наносить ощутимые удары. В отдельные периоды гарнизоны в Логойске и Плещеницах оказывались в такой плотной блокаде, что их снабжение приходилось осуществлять по воздуху. Бывшая бригада «Дяди Васи», с июня 1943 г. называвшаяся «Народные мстители»[200], 17 августа в очередной раз разгромила плещеницкий гарнизон, после чего он не действовал более полугода. Ряды партизан постоянно пополнялись местными жителями. В сентябре 1943 г. из молодежи Логойского, Плещеницкого и Смолевичского районов в партизанской зоне был сформирован учебно-резервный батальон. Постановление подпольного райкома от 18 октября 1943 г. предписывало создать лагерь партизанского резерва, в котором должны были проходить подготовку все военнообязанные из числа мирного населения. Зоной для заготовки продовольствия для этого лагеря были объявлены три сельсовета, включая Кузевичский[201]. Подготовленный таким способом резервный батальон в марте 1944 года влился в 1-ю Антифашистскую бригаду[202]. Другие партизанские формирования тоже разрастались за счет притока людей. Отряд «Большевик», действовавший в непосредственных южных окрестностях Кореньщины, к началу октября 1943 г. вырос настолько, что им стало трудно управлять. Было принято решение выделить из его состава дочерний отряд, названный «Большевик-2». Ему были переданы 80 винтовок, 5 автоматов, 4 пулемета и 58 гранат[203]. Вскоре таким же путем был образован и третий отряд, а в феврале 1944 г. все три объединились в новую партизанскую бригаду, также получившую название «Большевик» (штаб ее размещался в урочище Рудня Янушковского сельсовета, юго-западнее Кореньщины). В марте на территории Плещеницкого района была сформирована еще одна бригада — имени Калинина[204]. В этих формированиях находилось немало уроженцев Кореньщины.

Успехи партизан не проходили бесследно для мирного населения, которое оккупанты использовали в качестве заложников, чтобы страхом ответных расправ сковать активность партизан. По мнению переживших войну старожилов Кореньщины, немалую роль в судьбе отдельных деревень сыграли личные качества сельских и особенно волостных старост. В Кореньской волости (бывшем сельсовете) эту должность занимал уроженец Нового Чернева Александр Батура, который стремился поддерживать шаткий баланс между партизанами и оккупационными властями, предотвращать массовые репрессии на территории своей волости. В результате за всю войну ни одна деревня в ней не испытала массовой экзекуции. В Кузевичской волости старостой служил некто Азанович из деревни Добренево (его семью раскулачили в 30-е гг.), искренне стремившийся угодить немецким хозяевам. К тому же в этой волости, где леса с двух сторон обступали шоссе Логойск — Плещеницы, деятельность партизан отличалась особой дерзостью и успехом. По рассказам очевидцев, староста Азанович однажды публично заявил: Всю волость выжгу, а партизан изведу. За этими словами последовали поистине страшные события: каратели сожгли 7 из 13 деревень в Кузевичской волости, их них три находились на территории Кореньщины: Гани, Красный Бор и Прудки. Такая же участь постигла и небольшой поселок Идалино на границе микрорегиона.

Этой трагедии предшествовала очередная акция партизан (по воспоминаниям местных жителей — из бригады «Железняк»), которые сразу после наступления нового 1944 года устроили засаду на шоссе у деревни Слаговище и разгромили колонну машин с полицейскими и немцами. После боя партизаны ушли с дороги на запад, в сторону деревни Гани. Карательные части, прибывшие на место разгрома колонны, двинулись по их следам. Три деревни, оказавшиеся на их пути, были уничтожены в один день — 3 января 1944 г. Жителей Ганей каратели захватили врасплох, окружив это небольшое (11 дворов) селение и тем самым не оставив никому даже надежды на спасение. Сначала отобрали всех взрослых мужчин и угнали для отправки в Германию. Потом началась расправа над женщинами и детьми. Все, кто оказался в тот день в своих домах (50 человек), были убиты, а дома сожжены. По трагической случайности погибли и отобранные для работы в Германии мужчины. Их везли в эшелоне, который попал под бомбежку советской авиации. Уцелел лишь один 40-летний Панфил Кудряшов, впоследствии вернувшийся на родину.

Наибольшим количеством жертв сопровождалась расправа над жителями многолюдной деревни Прудки (до войны в ней было около 70 дворов и более 300 жителей). Погибла примерно половина из них — все старики, женщины и дети, которые оказались в тот день в деревне и не успели убежать или остались в домах в наждежде, что их не тронут. Убиты были даже жена и дочери старосты Антона Луцкого. Некоторые уцелели чудом, как, например, семья Анны Ивановны Зеленко. Она успела спрятать одного из своих детей в кучу хвороста в саду, оставшуюся после обрезки вишен, а с другим прямо на огороде укрылась на снегу белой скатертью. Там они и лежали, пока рядом горела их хата, а полицейские стреляли кур во дворе. Потери могли бы быть гораздо больше, но у прудчан имелось время для бегства, так как они видели дым и слышали стрельбу в соседних Ганях.

У жителей Красного Бора, оказавшегося следующим на пути карателей, было еще больше времени, чтобы спастись. Многие так и сделали, но около 40 человек остались. Кто-то был стар и слишком слаб, чтобы бежать по снегу, кто-то понадеялся, что беда пройдет стороной. Здесь, как и в Прудках, сработал странный психологический эффект, неоднократно отмеченный исследователями геноцида. Некоторые из тех, кто делал роковой для себя выбор, искренне полагали, что оставаться безопаснее: ведь бегство может послужить доказательством вины. Если же они останутся дома, то тем самым продемонстрируют свою невиновность. Почти все эти люди были убиты, лишь единицам удалось ускользнуть уже после начала расправы.

Прудки и Красный Бор после войны возродились, поскольку почти в каждой семье кто-нибудь выжил. Идалино и Гани навсегда исчезли. Немногие уцелевшие жители Ганей, а также сожженной ранее Хатыни впоследствии поселились в деревне Козыри. Из воспоминаний тех, кто прошел через этот ад, можно создать отдельную книгу. Впрочем, она послужила бы лишь дополнением к уже написанным на эту тему страшной книге Алеся Адамовича, Янки Брыля и Владимира Колесника «Я из огненной деревни» и не менее жуткой документальной повести того же Алеся Адамовича «Каратели».

Для населения уцелевших деревень последние месяцы оккупации превратились в отчаянную борьбу за выживание. В документах подпольного райкома упоминается налет карателей в феврале 1944 г., которому подверглись Корень, Громницы, Михалковичи, Терехи, а также соседние Лозки, Большие Укроповичи и Новый Селец. В этих 7 деревнях было убито 20 человек, ранено 13, угнано в Германию 4[205]. В частности, согласно спискам погибших, тогда были расстреляны жители Михалкович Иосиф Ковалевский (1866 г. рожд.) и Николай Равина (1918 г. рожд.).

Старожилы вспоминают, что в Кореньской волости действовала налаженная система оперативного оповещения о передвижениях полиции: возле каждой деревни устанавливали высокий шест, который был виден издалека. Если поблизости замечали полицейских или немецких солдат, шест тут же валили на землю, и этот сигнал повторялся в соседних деревнях. Их обитатели покидали свои дома и разбегались по ближайшим укрытиям, чтобы избежать гибели в случае начала карательной акции. Иногда такие тревоги случались по 2 раза в неделю, хотя порой спокойствие сохранялось по месяцу и больше. Почти всех коней и коров за время войны забрали или немцы, или партизаны. К концу войны в деревнях оставалось в лучшем случае по 3—4 коня.

В конце апреля — начале мая 1944 г. под жестокий удар карателей попала 1-я Антифашистская бригада. Из 10 составлявших ее отрядов 5 были разгромлены, погибли более 1000 человек. Судя по воспоминаниям и опубликованному списку погибших партизан Минской области[206], в их числе оказались как минимум два уроженца Кореньщины: Николай Заянковский из Громницы (1923 г. рожд.) и Иван Колоша из Михалкович (1921 г. рожд.). Оба они пропали без вести 4 мая 1944 г. Возможно, их было больше, но в указанном списке отсутствуют сведения о месте рождения погибших, поэтому выявить среди них уроженцев Кореньщины без дополнительных сведений проблематично, хотя некоторые фамилии специфичны именно для данной местности.

Незадолго до освобождения, в мае — июне 1944 г. немцы предприняли последнюю массированную попытку ликвидировать партизанскую зону в бассейне верхней Березины. Карательная операция под кодовым названием «Баклан» (“Kormoran”) с участием регулярных армейских частей вновь привела к оттеснению партизанских бригад из окрестностей Кореньщины (число бойцов в них к этому времени достигло около 6 тыс.) в район озера Палик, где они были блокированы. В этой блокаде погибли жители Громницы Антон Садовский (1924 г. рожд., бригада им. Фрунзе, погиб 2 июня 1944 г.) и Антон Ясюкевич (1922 г. рожд., бригада «Большевик»); житель Жирблевич Николай Стрига (1924 г. рожд., бригада «Большевик», погиб 24 июня 1944 г.); житель Кореня Михаил Лис (1923 г. рожд., бригада «Большевик», пропал без вести в июне 1944 г.); не менее 4 жителей Михалкович: Владимир Высоцкий (1923 г. рожд., бригада «Железняк», пропал без вести в июне 1944 г.), Иосиф Коренский и Амилия Ивановна Белостоцкая, а Анна Антоновна Вашкевич из той же деревне подорвалась на мине (имена трех последних в опубликованном списке отсутствуют); житель Прудков Петр Щербович (1922 г. рожд., бригада «Железняк») и, видимо, еще несколько уроженцев Кореньщины. На сей раз прорваться удалось лишь небольшой части партизан. Остальных спасло начавшееся в конце июня 1944 г. наступление Красной Армии, которое вынудило немцев снять блокаду.

Во время операции «Баклан» немцы захватили много мирных жителей для угона в Германию. Из них 5 жителей Лищиц, забракованные в Логойске по причине слабого здоровья и отпущенные домой, по дороге были убиты (кем и при каких обстоятельствах — так и осталось неизвестным).

Данные о количестве угнанных в Германию за весь оккупационный период содержатся в материалах комиссии по расследованию преступлений фашистов, действовавшей в 1944 г.[207], а также в похозяйских книгах Кореньского сельсовета, составленных в том же году вскоре после освобождения. Эти данные не совсем совпадают между собой, что свидетельствует об их неточности. Тем не менее общее представление о масштабах угона рабочей силы они дают. На работы в Германию больше всего попало жителей деревень Козыри и Прудки — 42 и 39 человек соответственно. Из Лищиц угнали не менее 28 человек, из Нового Чернева — 23, из Старого Чернева — 22, из Громницы — 16, из Михалкович — 15, из Кореня — 6, из Терехов — 4, из Жирблевич, Нарбутова и Антоновки — по 3. Всего в Германию были отправлены как минимум 184 человека (возможно, в действительности их насчитывалось более 200). Не менее 6 человек умерли на этих работах или пропали без вести. По крайней мере одна девушка из Красного Бора осталась в Польше, выйдя там замуж вскоре после освобождения.

В первых числах июля 1944 г. территория Кореньщины была освобождена. Однако испытания для ее жителей на этом не закончились. Бывшие партизаны, как и все мужское население призывного возраста, вскоре пополнили ряды наступавшей Красной Армии. Они участвовали в освобождении от немцев территории Литвы, в боях в Восточной Пруссии, Венгрии, а впоследствии также в Манчжурии против японских войск. В этих боях погибло не менее 60 уроженцев Кореньщины.

Освобождение сопровождалось новыми карательными акциями, на сей раз вновь со стороны советских спецслужб. Все, кто служил в полиции или запятнал себя как-то иначе, предстали перед судом и были осуждены на разные сроки. В советские лагеря, прямо из эшелона в эшелон, отправили и многих военнопленных, освобожденных из немецких лагерей, — им в вину ставился сам факт сдачи в плен или какие-то обстоятельства поведения в плену, если они выявлялись при проверке в фильтрационных лагерях. Впрочем, некоторые из бывших советских военнопленных избежали этой участи, закончили войну вновь в рядах Красной Армии и благополучно вернулись домой. Прежний волостной старшина А. Батура, сразу после освобождения от немцев тоже призванный в армию, вернулся с фронта инвалидом и был впоследствии осужден на 25 лет. Отсидел он, по воспоминаниям, около 10 лет, после чего поселился где-то в Витебской области. Вместе с ним был осужден и бывший волостной писарь Петр Цикота. Точное количество пострадавших от этой волны репрессий назвать невозможно. Поскольку факт сотрудничества с оккупантами действительно имел место, почти никого из них не реабилитировали, а следственные дела пока недоступны. Ни сами эти люди, ни их родственники не любят говорить об этом. Я полагаю, они имеют право на молчание.

В последующие годы и десятилетия теме Великой Отечественной войны придавалось огромное значение в литературе, публицистике, исторических исследованиях и воспитательно-патриотических мероприятиях. Сложился даже своеобразный культ подвига советского народа и его исторической Победы над фашизмом. Несмотря на все это, нет достаточных данных для восстановления исчерпывающего списка погибших хотя бы в масштабах исследуемого микрорегиона. Имеющиеся в сельсовете списки неполны, что видно из сопоставления их с материалами похозяйских книг 1944—1946 гг., хранящихся в том же сельсовете, и с данными комиссии по расследованию преступлений фашистов. Ни один из этих источников также не содержит исчерпывающих сведений. В частности, не удалось восстановить точный список жителей Красного Бора, погибших при сожжении этого поселка. По деревне Прудки в современных списках сельсовета имеются имена только 8 жителей, погибших в карательной акции. В материалах комиссии содержится список из 147 имен, тогда как в справочнике «Немецка-фашысцкі генацыд на Беларусі» утверждается, что в этой акции были убиты 182 жителя[208]. Возможно, впрочем, что в это число вошли все жители Прудков, погибшие в партизанах и в целом за время оккупации. Детальное восстановление предвоенного состава каждой семьи этой деревни, проведенное с помощью некоторых ее жителей, позволило выявить только 162 погибших. Вероятно, кто-то оказался пропущенным, но поголовный опрос старожилов требует слишком много времени.

В таблице 66 приводится очень приблизительная статистика потерь по каждой деревне, составленная на основе документальных свидетельств и воспоминаний односельчан. В нее, как правило, включены только те погибшие, кого я могу назвать поименно (их около 500). Степень полноты данных сильно варьирует. По деревне Козыри большинство погибших на фронте указаны вместе с мирными жителями, так как в списках сельсовета они не разделяются, а похозяйские книги этой деревни за 1944—1945 гг. не сохранились. Но все же по этой деревне, а также по Прудкам и отчасти по Михалковичам учет погибших относительно полон, поскольку я по возможности уточнял его методом устного опроса. По большинству других деревень тщательный опрос старожилов, несомненно, принес бы еще сотни имен.

Т а б л и ц а 67. Людские потери Кореньщины в Великой Отечественной войне

Очень сложно оценить удельный вес военных потерь. Точная численность популяции накануне войны неизвестна. Самая близкая по времени цифра, по состоянию на 1932 г., дает 3252 человека, с поправкой на погрешность учета ее можно оценить в 3300 человек. Данные аграрной переписи 1917 г. и налоговые списки 1922 г. дают схожие цифры — около 3000 человек, по переписи 1897 г. было 2917 человек. Насколько выросло население с 1932 по 1941 г., сказать трудно. В качестве ориентира можно использовать общие данные об изменении численности сельского населения Беларуси. В 1897 г. оно составляло (в современных границах) 5774 тыс. человек, по откорректированным данным переписи 1939 г. оценивается в 7057,4 тыс., на начало 1941 г. — в 7123,3 тыс.[209] Если динамика населения Кореньщины была близка к общереспубликанской, то на начало 1941 г. оно должно было насчитывать примерно 3600 человек. В таком случае число погибших составляет 17,7% от довоенной численности, угнанных в Германию — 5,7%.

По Логойскому району в целом сводка прямых военных потерь была окончательно оставлена специальной комиссией при Логойском райисполкоме в 1969 г.[210] Комиссия учитывала документированные потери на территории района в его границах на тот момент, т. е. с учетом бывшего Плещеницкого района, присоединенного в 1962 г. На 1933 г. на этой территории значилось 83647 человек, в том числе в тогдашнем Логойском районе — 43772, в Плещеницком — 39875[211]. Численность накануне войны можно оценить примерно в 91 тыс. человек. Согласно выводам комиссии, за время оккупации из 335 населенных пунктов были полностью уничтожены 70, частично — 95, число сожженных дворов составило 4847. Количество погибших мирных жителей она определила в 8527 человек (что дает 9,4% от довоенной численности), погибших в партизанах — 802 (0,9%), погибших на фронте — 3063 (3,3%). Всего, по этим данным, были убиты 12392 человек (13,6%), угнаны в Германию — 3168 (3,5%).

Есть основания считать все эти цифры заниженными, поскольку общая убыль населения в результате войны оказалась значительно выше. По похозяйским книгам, население Кореньщины на конец 1945 — начало 1946 г. находилось в пределах 2500—2600 человек. Убыль по сравнению с 1941 г. составляет порядка 1000 или чуть более. Конечно, во время войны люди тоже умирали естественным путем, продолжали рождаться дети. Многие уезжали или приезжали, и не все эти миграции точно отражаются похозяйскими книгами. И все же я думаю, что оценка прямых военных потерь цифрой порядка 1000 человек недалека от истины. Это значит, что для половины из них я не смог установить имена и обстоятельства гибели, а данные комиссии 1969 г. отличаются еще большей неполнотой. Прямые и косвенные потери Кореньщины в таком случае следует оценивать примерно в 28% от довоенной численности. Эта цифра сопоставима с оценками потерь по Беларуси в целом, которые также весьма приблизительны — считается, что погиб каждый четвертый житель.

[193] В Государственном архиве Минской области хранится микрофильм этого дела, скопированный с оригинала, находившегося в Государственном архиве Российской Федерации в Москве: ф. 7021, оп. 87, ед. хр. 8. Упоминание о расстреле евреев содержится на л. 6, а перечень расстрелянных — в общих списках жертв преступлений нацистов на л. 104.

[194] Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944). — Мн., 1983. С. 457—458, 466—469, 472, 475, 478.

[195] Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Лагойскага р-на. Кн. 1. С. 286.

[196] Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). Ф. 4. Оп. 33а. Ед. хр. 271. Л. 17—19. Документ опубликован: Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Лагойскага р-на. Кн. 1. С. 288.

[197] НАРБ. Ф. 4. Оп. 33а. Ед. хр. 271. Л. 29. Документ опубликован: Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Лагойскага р-на. Кн. 1. С. 290.

[198] Краткое изложение обстоятельств этой трагедии было изложено в газетной публикации: Лилия Ломсадзе. Так кто же прав, кто виноват? // Народная газета. № 116. 16 июня 1993 г.

[199] Подробности этих событий изложены в мемуарах командира бригады «Железняк» И. Ф. Титкова и комиссара отряда (с 29 июля 1943 г. — бригады) «Смерть фашизму» И. П. Дедюли. См.: Титков И. Ф. Бригада «Железняк». — 2-е изд. — Мн., 1982; Дедюля И. П. Лесная гвардия. — Мн., 1968.

[200] Позднее, 9 января 1944 г., этой бригаде было присвоено имя ее погибшего в сентябре 1943 г. командира — Василия Трофимовича Воронянского. Его именем названа также одна из улиц в Минске.

[201] Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Лагойскага р-на. Кн. 1. С. 292.

[202] Такое название получило в августе 1943 г. крупное подразделение (дружина, с апреля 1943 г. — бригада) так называемой «Русской национальной освободительной армии», сформированной немцами из русских эмигрантов и военнопленных и брошенной на борьбу с партизанами. Эта бригада под командованием полковника В. В. Родионова (Гиль-Родионова) 16 августа 1943 г. перешла на сторону партизан в зоне действия бригады «Железняк» и в дальнейшем активно сражалась против немцев. Ее боевые действия охватывали и окрестности Кореньщины. 21 сентября 1943 г. ею при участии бригад «Дяди Коли» и «Смерть фашизму» был атакован зембинский гарнизон. См. об этом: Титков И. Ф. Бригада «Железняк». С. 212 и далее; Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944). С. 477.

[203] Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Лагойскага р-на. Кн. 1. С. 292.

[204] Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944). — Мн., 1983. С. 480, 481.

[205] НАРБ. Ф. 4. Оп. 33а. Ед. хр. 271. Документ опубликован: Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Лагойскага р-на. Кн. 1. С. 251.

[206] Список погибших партизан, подпольщиков, связных партизанских формирований и подпольных организаций, действовавших на территории Минской области в годы Великой Отечественной войны. — Мн., 1995.

[207] ГАМО. Ф. 7021. Оп. 87. Ед. хр. 8 (микрофильм). Л. 158—169об.

[208] Нямецка-фашысцкі генацыд на Беларусі (1941—1944). — Мн., 1995. С. 55.

[209] Население Республики Беларусь: Стат. сб. — Мн., 2001. С. 9.

[210] ГАМО. Ф. 2270. Оп. 1. Ед. хр. 558. Л. 164. Документ опубликован: Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Лагойскага р-на. Кн. 1. С. 253.

[211] Усе раёны БССР. — Мн., 1933. С. 201, 227.