Между колхозом и Котласом

Выдержав паузу на время летних сельскохозяйственных работ, власти с осени 1930 г. вновь начали нажим на крестьян, побуждая их вступать в колхозы. Возобновились и репрессии. В тот год на Кореньщине родилась новая поговорка: Ці ў калгас, ці ў Катлас. В Ганях раскулачиванию подверглось хозяйство Сергея Иосифовича Тимофеева, о чем свидетельствует акт описи его имущества от 8 ноября 1930 г. Были описаны новый дом, оцененный в 1000 руб., старый скотный сарай (100 руб.), гумно (50 руб.), амбар (20 руб.), погреб (10 руб.), 150 пудов сена, столько же соломы, 15 коп ржи, 5 коп овса, 3 пуда обмолоченного ячменя, 4 пуда гречихи, 3 пуда ржи, 3 пуда гороха, 5 пудов ячменной крупы, 50 пудов картофеля, корова стоимостью в 150 руб., телка (15 руб.), 12-летняя лошадь (15 руб.). 2 свиньи (20 руб.), 2 овцы (20 руб.). Из мебели в опись вошли 3 шкафа (40 руб.) и 2 стола (5 руб.)[88].

Число крестьян, вступивших в колхозы, снова начало медленно расти. По БССР в целом с мая по сентябрь в колхозах оставались чуть более 11% хозяйств, на 1 января 1931 г. эта цифра составила 14,6%, на 1 апреля — 21,2, на 1 июля — 39,9, на конец года — около 50%[89]. Однако следует учитывать, что при определении данных цифр местные органы власти прибегали к простому, но эффективному приему, позволявшему завышать показатели: процент коллективизации исчислялся в отношении не всех крестьянских хозяйств, а только бедняцко-середняцких. Критерии для установления их численности были довольно расплывчатыми. На территории Кореньщины реально существовали в этот период, по-видимому, всего 5 колхозов: «Красная звезда» (в деревне Корень), «Красная Антоновка» (в деревне Антоновка), «Красное Чернево» (в Новом Черневе), «Красный Бор» (в одноименном поселке) и «Красные Козыри» (в Козырях). Как видно, их создатели не сильно ломали голову, придумывая названия новым колхозам, и полагались в основном на революционную силу прилагательного «красный». Никого, по-видимому, не смущало, что название «Красные Козыри», например, вызывает ассоциации с карточными играми. Впрочем, случались и более занятные казусы. Жители деревни Подонки того же Логойского района, не мудрствуя лукаво, в духе общей моды назвали свой колхоз «Красные Подонки». Похоже, ни они, ни районное руководство совершенно не осознавали двусмысленности этого названия.

Из пяти населенных пунктов, оказавших наименьшее сопротивление коллективизации, три были основаны совсем недавно: поселок Красный Бор — всего за несколько лет до описываемых событий, а Антоновка и Новое Чернево — примерно за четверть века. В то же время из 10 более древних поселений только 2 поддались первому натиску, среди них и деревня Корень, в которой особенно высоким оказался процент пришлых (по налоговым спискам 1922 г., из 53 хозяйств этой деревни лишь 33 принадлежали потомкам коренных жителей, остальные — недавним переселенцам или бывшим арендаторам). Хотя деревню Козыри населяли выходцы из соседних поселений, она тоже была сравнительно молодой — ее история насчитывала к тому моменту чуть более 100 лет. Вероятно, старинные поселения имели более устойчивые культурные традиции, позволявшие их обитателям эффективно противостоять новым веяниям.

Из первых колхозов статистические данные удалось обнаружить только по «Красным Козырям». Среди фрагментарно сохранившихся карточек обложения налогом по Кузевичскому сельсовету на 1930/31 хозяйственный год[90] имеются данные по этому колхозу. В него входили на тот момент 23 семьи, имевших 167,2 дес. земли (117,2 дес. посева, 50 дес. лугов), 16 коней, 4 жеребят, 10 коров, 2 бычков и 9 телок. Структура посевов включала 43,6 дес. озимой ржи, 52,8 дес. яровых культур, 4 дес. сеяных трав, 12,7 дес. картофеля, 0,7 дес. корнеплодов, 0,2 дес. овощей, 2,1 дес. льна и 0,8 дес. конопли. Там же имеются данные и по 9 хозяйствам этой деревни, не вошедшим в колхоз. В них насчитывалось 47 едоков, включая 14 работоспособных мужчин. В распоряжении единоличников оставалось 56,8 дес. земли, включая 40,5 дес. пашни, 0,6 дес. садов и огородов, 15,7 дес. лугов, а также 11 коней, 17 коров и 2 телки, 41 голова мелкого скота, всего 1 свинья и 1 поросенок (явное следствие недавней паники, вызванной коллективизацией). В структуре посевов озимая рожь занимала 15,85 дес., яровые — 12,65, картофель — 3,9, лен и конопля — 1, сенокосы — 1,3 дес.

По колхозу «Красный Бор» карточка налогообложения не сохранилась, но в том же деле имеются такие карточки на 11 единоличных хозяйств этого поселка. Кроме того, обнаружено 9 разрозненных карточек на хозяйства деревни Прудки, по 2 — на хозяйства хуторов Осетище и Табун, по 1 — на хутора Падары и Лисовичи. Из этого можно заключить, что жителям указанных хуторов удалось избежать выселения. Однако к тому времени они лишились большей части своих земельных владений. В частности, по хутору Осетище в 1922 г. 3 хозяйства в составе 19 человек владели в сумме 41 дес. пашни и сенокосов. Теперь же на 2 упомянутых хозяйства, имевших 11 едоков, приходилось всего 13 дес. (судьбу третьего хозяйства проследить не удалось). У владельца хутора Табун Михаила Лиса в 1922 г. на семью из 9 человек еще было 27 дес., а в 1930 г. хозяйства его вдовы и сына в сумме насчитывали 10 едоков и всего 10,65 дес. земли.

К уцелевшим хозяйствам, отнесенным к категории кулацких, применялась тактика экономического удушения. Они облагались налогом в таком объеме, что выплатить его можно было только за счет полного разорения хозяйства. Такой участи подвергся Иван Андреевич Равина, живший на хуторе Равы. До обрезки он имел 60 дес. земли, 10 голов крупного рогатого скота, 2 коней, использовал наемный труд батраков. После обрезки у него на семью, состоящую из жены и 5 детей, осталось 15 дес. земли, 5 голов крупного рогатого скота, 1 конь и 15 голов мелкого скота. 3 марта 1931 г. Равина был обложен в индивидуальном порядке, причем в качестве обоснования такой меры указывалось, что он поддерживает связь с кулаками соседней Польши. Районная налоговая комиссия оценила прибыльность его хозяйства в размере 2790 руб., а причитающийся налог — суммой в 1175 руб. (годом ранее она составляла всего 28 руб. 15 коп., а средняя цифра налога по 22 единоличным хозяйствам Кузевичского сельсовета, судя по карточкам налогообложения за 1930 г., равнялась 14 руб. 76 коп.). Астрономическую сумму нового налога требовалось внести в течение недели с момента обложения — к 10 марта 1931 г. На основании этого же решения об индивидуальном обложении 7 марта Иван Равина вдобавок был лишен избирательных прав[91]. Правда, ему удалось избежать выселения, и впоследствии его семья жила в деревне Лищицы.

Других данных о налогообложении в 1931 г. практически не сохранилось, за исключением карточек на 5 единоличных хозяйств деревни Громница[92]. В сумме на 28 едоков в них приходилось 52,6 дес. земли (1,9 дес. на душу), включая 32,5 дес. пашни, 0,9 дес. садов и огородов, 19,25 дес. лугов. При этом отмечалось некоторое сокращение посевов по сравнению с прошлым годом — 26 дес. против 23,15 дес. в 1930 г. Количество скота составило 7 коней, 11 коров, 18 овец, 14 коз (данные по свиньям не приводились). Средняя сумма налога на 1 хозяйство составила 24 руб. 87 коп.

В целом во второй половине 1930 и в течение всего 1931 г., судя по имеющимся данным, на Кореньщине имели место лишь единичные случаи высылок и арестов. В списках репрессированных, подготовленных Гайненским сельсоветом в конце 1990-х гг., указывается, что в 1931 г. был арестован житель хутора Табун Иосиф Николаевич Лис (в базе данных «Реабилитированные» запись об этом не обнаружена). Кроме того, в Минске 28 июня 1831 г. арестован уроженец Ганей Михаил Иосифович Дзягилевич, 1879 г. рожд., работавший истопником в бане на станции Минск-Пассажирский[93]. В документах Логойского районного суда удалось обнаружить всего 3 случая, когда жители микрорегиона привлекались к суду по уголовным делам[94].

Много подробностей о жизни в эти годы содержат подшивки районной газеты «Чырвоная Лагойшчына». Первый из сохранившихся номеров открывается передовой статьей «Развернуть подготовку к 3-й большевистской весне», в которой приводятся цифры коллективизации по району на конец 1931 г. — 52,6% бедняцко-середняцких хозяйств и 62,5% посевных площадей[95]. Один из следующих номеров сообщает об открытии в Логойске первой в районе машинно-тракторной станции (МТС), 30 тракторам которой предстояло обрабатывать поля 58 из 99 существовавших на тот момент колхозов, включая и территорию Кузевичского сельсовета. Безусловно, это было действительно эпохальным событием в жизни крестьян, хотя колхозам, оставшимся вне зоны обслуживания МТС (в том числе во всем Кореньском сельсовете), приходилось по-прежнему полагаться исключительно на использование лошадей. Тот же номер содержит текст постановления бюро Логойского районного комитета КП(б)Б от 15 января 1932 г., в котором устанавливаются пропорции различных сельскохозяйственных культур в предстоящем яровом посеве как колхозов и совхозов, так и индивидуальных хозяйств. Всего яровой клин по району составлял 30970 га, из них 2584 га приходилось на земли совхозов, 17872 га — колхозов, 10514 га — единоличный сектор[96]. Характерно, что нормы высева определяли не сами крестьяне и даже не органы советской власти, а райком партии, причем его решения имели обязательную силу не только для колхозников, но и для единоличников.

Столь же обязательным для всех было предписание сдавать государству кожи забитых коров и свиней. Попытка игнорировать его со стороны члена Кореньского сельсовета жителя деревни Терехи Алеся Равины не прошла незамеченной бдительным односельчанином. Под рубрикой «Срывщики заготовок свиных кож» газета опубликовала анонимную заметку о том, что вместо проведения разъяснительной работы член сельсовета сам осмолил зарезанную свинью, сделав ее кожу непригодной для сдачи государству. Там же приводятся фамилии еще трех крестьян, последовавших его примеру. «Сигнал с места» завершается призывом привлечь виновных к ответственности. В том же номере еще одни селькор, подписавшийся лишь инициалом С., отмечает порочное явление, процветающее на ферме колхоза «Красная Антоновка» — имеется тенденция кормить лучше свою бывшую корову. Он же пишет о разбазаривании колхозных кормов и бездеятельности председателя колхоза[97].

Похожий мотив звучит в заметке «Позорные темпы сева», посвященной состоянию дел в колхозе «Красная звезда», на 30 мая засеявшем лишь 37 га из запланированных 135. Правление колхоза оправдывало это дождливой погодой. Между тем, по мнению анонимного корреспондента, в хорошую погоду и в самые горячие дни колхозники засевали свои собственные огороды, площадь которых составляет 40 га. Полевода колхоза Жизневского автор упрекает в том, что он не организовал соревнование, утверждая, что в его бригаде все ударники[98].

В 1932 г. стал очевиден кризис коллективизации. Несмотря на усиление нажима на крестьян, процесс вступления в колхозы не только замедлился, но и пошел вспять. К 20 июня официальный процент коллективизации по БССР снизился с 50 до 43,7%[99]. Цифры по Логойскому району в тот момент лишь слегка превышали общереспубликанские. В районе на 1 января 1932 г. числились коллективизированными 52,8% бедняцко-середняцких хозяйств, а на 20 июня 1932 г. — 45,3%[100]. Достоверность этих цифр можно приблизительно оценить, сопоставив их с недатированным списком населенных пунктов Логойского района, сохранившимся в деле райисполкома среди разных материалов за 1932—1933 гг. Судя по составу колхозов, этот список составлен в первой половине 1932 г. По Кореньскому сельсовету в нем указаны 619 дворов (3150 человек), из которых 160 дворов (25,8%) входили в состав 7 колхозов, а остальные 459 оставались единоличными хозяйствами. В Кузевичском сельсовета насчитывалось 664 двора (3066 человек), в том числе в 10 колхозах — 258 дворов (38,9%), а единоличных — 406[101]. В таблице 63 приводится выборка из упомянутого списка, относящаяся к территории Кореньщины.

Т а б л и ц а 63. Показатели коллективизации Кореньщины в первой половине 1932 г.

Кроме того, не исключено, что на территории Кореньщины целиком или частично находились два колхоза Кузевичского сельсовета, точное местонахождение которых установить не удалось: «Коммунист» (ему в 1930 г. переданы земли раскулаченного Франца Щербовича из Козырей) в составе 18 дворов, 84 жителя, и «Большевик» (которому передавались земли раскулаченных жителей Райска и Падаров, а также Антона Шейпы из Козырей). Этот колхоз, согласно списку населенных пунктов, состоял из двух отделений. В первом из них было 17 дворов и 75 человек, во втором — 21 двор и 114 человек.

Летом 1932 г. выход из колхозов усилился, некоторые из них совсем распались. Согласно планам хлебозаготовок на 1932 г. (составленный в конце лета или осенью), по Кореньскому сельсовету числилось 580 крестьянских хозяйств, из которых всего 111 (19,1%) были в составе 6 колхозов, а 469 — единоличными. По Кузевичскому сельсовету числилось 663 хозяйства, из них 171(25,8%) — в составе 8 колхозов, а 492 — единоличных[102]. На исследуемой территории в колхозах Кореньского сельсовета «Красная звезда» и «Красное Чернево» состояло на тот момент соответственно 34 и 9 хозяйств, в Кузевичском сельсовете — всего 9 хозяйств в «Красных Козырях» и 4 — в «Красном Бору». Колхозов «Красная Антоновка» и «Большевик» в этом списке уже нет, что свидетельствует об их распаде.

Массовый выход из колхоза в Козырях произошел, вероятно, в начале июня 1932 г. Косвенное упоминание об этом обнаружено в заметке районной газеты, сообщавшей, что два других колхоза Кузевичского сельсовета вынуждены были экстренно выслать по 4 конные упряжки с людьми в колхоз «Красные Козыри», который потерпел убытки от кулацкой агитации[103]. С этими же событиями связан и материал о судебном процессе над бывшим членом этого колхоза Язепом Фалеем. В августе 1932 г. он осужден на полтора года за то, что при выходе из колхоза украл с поля полторы копы колхозного жита (очевидно, в качестве платы за отработанное в коллективном хозяйстве время) и советовал другим покидающим колхоз поступать так же[104].

Другие сохранившиеся колхозы также раздирались политическими страстями. Очень характерна для общего стиля разоблачительных материалов районной газеты заметка «Разогнать кулацкую стаю в колхозе “Красный Бор”», подписанная инициалом С. В этом колхозе к началу лета 1932 г. находилось 5 хозяйств, с которыми зажиточно-кулацкая часть сжилась. Да и сами члены колхоза, по мнению автора, под видом активных колхозников вели разлагательскую работу. Председателем колхоза был бывший белогвардейский офицер, учитель Красноборской школы Александр Занемонец, которому красные партизаны отбили ногу. (Это сообщение, возможно, соответствует действительности — выше упоминалось, что в 1930 г. он лишен избирательных прав как бывший офицер, хотя там местом его службы названа армия Юденича, а в газетной заметке — армия Деникина.) Автор упрекает председателя в том, что он лично помогал собрать имущество колхознику К. Колоше, подавшему заявление о выходе из колхоза, и даже дал ему коня, чтобы перевезти пожитки. Другой член колхоза, Макар Сергеев, ранее владевший мельницей, в 1931 г. облагался налогом в индивидуальном порядке, а теперь благодаря круговой поруке — «активный колхозник». Досталось и прежнему председателю этого же колхоза Щербовичу, который до вступления в колхоз имел 11 га земли, да и в колхоз пошел лишь затем, чтобы уклониться от индивидуального обложения. Весной 1932 г. он, видя царящую в колхозе бесхозяйственность, покинул его и бежал. Еще два колхозника, Язеп Равина и Алеша Демидчик, работают «и нашим и вашим», исполняют кулацкие предложения, делят намолоченное зерно, пьянствуют и растаскивают колхозное имущество[105].

Аналогичный материал за подписью Дышлевич появился в газете через месяц. На этот раз кулацкую стаю предлагалось разогнать в колхозе «Красная звезда». В него, как писалось в заметке, пролез бывший эксплуататор Ковзан, ранее владевший мельницей и кузницей и нанимавший по 2—3 работника. В колхоз он вступил, чтобы избежать индивидуального налога, а теперь срывает трудовую дисциплину. С той же целью проник в колхоз Язеп Плоский, в прошлом имевший 28 га земли, 6 коров, 2 коня и лишенный избирательных прав. Еще двух колхозников, Антона Цикоту и Пранука (Франца) Саврицкого, автор называет подкулачниками. Именно влиянием этих лиц он объясняет то, что 18 июля часть колхозников разобрали свое имущество, но благодаря проводимой работе колхоз сохранен[106]. Можно только догадываться, что за работа была проведена. Очень показателен в этой публикации один мелкий штрих. В качестве примера того, как Ковзан срывает дисциплину в колхозе, приводится его высказывание: моя полячка больше вырабатывает, чем ты. Непонятно, каким образом приведение в пример полячки (очевидно, жены Ковзана) может подрывать дисциплину, но автора заметки это не смущает. Тут явно проглядывает личная антипатия. Политический климат в стране позволял использовать невиданные ранее способы отплатить обидчику безо всякого риска для себя.

В другом материале сообщается, что 12 сентября выездная сессия Логойского народного суда осудила в Корене колхозников «Красного Чернева» Альфонса Вербицкого и его свояка Орловича, не названного даже по имени. Первый из них был колхозным кузнецом и припрятывал лемеха от плугов, впоследствии за плату выковывая из них разные вещи для односельчан. Он же советовал всем выходить из колхоза, заявляя: все равно вам не жить, поляки придут и всех перебьют. Уволенный из кузницы, он не допускал в нее нового кузнеца, а потом разбил три окна в доме колхозного активиста К. Сивицкого. Вина Орловича сводилась к тому, что в этот момент он держал Сивицкого за руки — очевидно, удерживая его от драки. За это он был осужден на 2 года. Вербицкий же получил 10 лет[107].

С приходом осени все чаще упоминается болезненная тема государственных заготовок сельхозпродукции и выплаты налогов. Как пример для подражания приводится решение единоличников деревни Терехи, обязавшихся выплатить самообложение в стопроцентном размере. Подчеркивается заслуга демобилизованного красноармейца Янки Шейпы, который первым дал отпор классово-враждебным выступлениям и мобилизовал трудящиеся массы[108]. А в следующем номере под стереотипным заголовком «Дать отпор классовому врагу» сообщается о случае в деревне Лищицы, где при проведении хлебозаготовок кулацко-вражеский элемент Амилия Лойковская вслух говорила о том, что скоро придут поляки и тогда рассчитаются с теми, кто накладывает заготовки. Для доказательства враждебной сущности этой крестьянки используются привычные аргументы: в прошлом она имела около 30 га земли, 15 коров, 5 коней и использовала наемную рабочую силу[109].

В октябре в качестве приложения к газете начал выходить оперативный бюллетень, посвященный вопросам заготовок. В первом же номере сообщалось, что в деревне Лищицы кулаки Язеп Лойковский (вероятно, брат осужденного ранее Данилы) и Марыля Урбанович увезли и спрятали зерно, а потом на собрании кричали, что у них ничего нет и они голодают. Очередной номер газеты содержит заметку о том, что в деревне Корень представители зажиточной части крестьян Янка Щербович и Язеп Рендаревич сорвали собрание по заготовке мяса[110]. Достаточно многозначителен и тот факт, что чуть ранее газета как о выдающемся событии сообщает о выполнении и даже частичном перевыполнении плана по сдаче зерна двумя крестьянами деревни Терехи, Михаилом Шуляком и Кастусем Якубовским[111]. В декабре газета критикует Кореньский сельсовет, в котором хлебозаготовки идут черепашьими темпами — заготовлено 66,8% от плановой цифры, тогда как в целом по району этот показатель составил 70%. Как видим, даже столь небольшое отставание от общих темпов не проходило незамеченным. По мнению автора заметки, объясняется оно отсутствием борьбы за хлеб со стороны членов сельсовета, которые сами не выполнили план поставок зерна государству[112].

[88] ГАМО. Ф. 25. Оп. 1. Ед. хр. 440. Л. 481.

[89] Проведение сплошной коллективизации сельского хозяйства Белорусской ССР (ноябрь 1929—1932 г.): Сб. документов и материалов. С. 312.

[90] ГАМО. Ф. 314. Оп. 1. Ед. хр. 17.

[91] ГАМО. Ф. 25. Оп. 2. Ед. хр. 116. Л. 47—49.

[92] ГАМО. Ф. 314. Оп. 1. Ед. хр. 16.

[93] БД «Реабилитированные». Оригинал — Архив КГБ. № 28471.

[94] ГАМО. Ф. 422. Оп. 1. Ед. хр. 526, 558, 626.

[95] Чырвоная Лагойшчына (Орган РК КП(б)Б, РВК і Райпрафсавету). № 2(51). 10 января 1932.

[96] Чырвоная Лагойшчына. № 8 (58). 15 февраля 1932.

[97] Чырвоная Лагойшчына. № 13. 10 марта 1932.

[98] Чырвоная Лагойшчына. № 35. 9 июня 1932.

[99] Проведение сплошной коллективизации сельского хозяйства Белорусской ССР (ноябрь 1929—1932 г.): Сб. документов и материалов. С. 391.

[100] Проведение сплошной коллективизации сельского хозяйства Белорусской ССР (ноябрь 1929—1932 г.): Сб. документов и материалов. С. 328.

[101] ГАМО. Ф. 25. Оп. 1 Ед. хр. 480. Л. 70, 71об.

[102] ГАМО. Ф. 25. Оп. 1. Ед. хр. 497. Л. 59об., 60об.

[103] Чырвоная Лагойшчына. № 34. 6 июня 1932.

[104] Чырвоная Лагойшчына. № 57. 31 августа 1932.

[105] Чырвоная Лагойшчына. № 38. 23 июня 1932.

[106] Чырвоная Лагойшчына. № 48. 31 июля 1932.

[107] Чырвоная Лагойшчына. № 63. 21 сентября 1932.

[108] Чырвоная Лагойшчына. № 63. 21 сентября 1932.

[109] Чырвоная Лагойшчына. № 64. 24 сентября 1932.

[110] Чырвоная Лагойшчына. № 72. 22 октября 1932.

[111] Чырвоная Лагойшчына. № 67. 5 октября 1932.

[112] Чырвоная Лагойшчына. № 86. 15 декабря 1932.