Отмена крепостного права

Общественное устройство, основанное на рабском труде крепостных, к середине XIX в. доказало свою нежизнеспособность. В 1861 г. российские власти вынуждены были пойти на реформу, отменившую крепостное право. В этой связи 19 февраля 1861 г. император Александр II издал манифест. Одновременно принято и положение о порядке предоставления крестьянам личной свободы. Для практического осуществления реформы и надзора над крестьянским самоуправлением вводились новые должности государственных чиновников — мировых посредников (как правило, из числа местных помещиков). На уровне уезда они образовывали съезд мировых посредников, который подчинялся губернскому по крестьянским делам присутствию. В течение двух лет после издания манифеста мировым посредникам надлежало составить в каждом имении уставные грамоты, которые закрепляли бы количество, размеры крестьянских наделов и устанавливали порядок их постепенного перехода в собственность крестьян на условиях выкупа земли у помещиков.

Обнародование условий реформы проводилось в церквах и костелах в присутствии полиции. Большого энтузиазма она не вызвала, поскольку крестьянам обещали (и то не сразу) только личную свободу, а свою землю они должны были постепенно выкупать у помещика. Особое недовольство крестьян вызвал двухгодичный переходный период, который предусматривался манифестом, — они ожидали немедленного освобождения. Но на Кореньщине от объявления реформы до ее непосредственного начала прошел год. Уставная грамота имения Красный Бор, все еще принадлежавшего помещику А. Чудовскому, была составлена 8 марта 1862 г. [1] Вместе с имением Ганевичи его территория образовала Красноборскую волость, в которой создавались 14 сельских обществ.

Отныне за крестьянами на постоянный срок закреплялись их наделы по состоянию на 1861 г., которые подлежали обязательному выкупу в рассрочку, на протяжении 49 лет. Они освобождались от шарварков, семидневного сторожества, ночного караула и натуральных податей. Отработочные повинности в виде барщины, сгонов и подвод сохранялись, хотя барщина и уменьшалась на 27 дней. В дальнейшем предполагалось постепенно заменить ее денежным оброком. За основу для расчета его суммы брался надельный участок в 13,3 дес. (14,5 га), состоявший из 1 дес. усадебной земли, 9 дес. пашни, 3 дес. 792 сажени сенокосов. Кроме того, учитывались пастбища, находившиеся в общем пользовании, из расчета примерно по 1,7 дес. на двор. Отработочные повинности, причитавшиеся с такого участка (94 упряжных и 118 пеших дней в год), пересчитывались в денежном эквиваленте из расчета 15 коп. за упряжный и 10 коп. за пеший день, а за транспорт — из расчета 75 коп. за 100 верст. В сумме это давало 29 руб. 55 коп. в год, или 1 руб. 97 коп. за 1 десятину надела. Общая стоимость земли, подлежащей выкупу, определялась так, словно бы крестьяне взяли ее в кредит и должны были расплачиваться ежегодными платежами с учетом 6% годовых. При этом полная цена выкупа 1 дес. составила 32 руб. 83 коп., т. е. за участок в 13,3 дес. предстояло за 49 лет выплатить 436,6 руб. Вряд ли эта сложная система расчета была доступна крестьянам. В массе своей они понимали только, что ежегодно им предстоит платить значительные суммы.

Все леса оставались в собственности помещика. Крестьяне могли заготавливать дрова с его письменного разрешения по пятницам и субботам в октябре — ноябре, а вывозить — по этим же дням в декабре — феврале. С 1 марта по 1 октября вход в лес для них запрещался. Стоимость кубической сажени дров определялась в 50 коп. серебром, причем разрешалось погашать ее отработкой, но из расчета 30 коп. за упряжный день и 20 коп. — за пеший.

Одновременно проведена работа по составлению именного списка дворохозяев, получивших землю. Всего в нем фигурируют 146 хозяйств, наделенных полевыми участкам в размере 13,3 дес., и 5 огородников (имевших только по 1 дес. усадебной земли). При составлении уставной грамоты в деревню Жирблевичи переселены двое дворовых людей — Данило и Яков Кункевичи. Было также принято решение переселить в деревню Громница Доминика Балцевича, состоявшего дворовым сторожем и жившего на односельи (хуторе) в урочище Залесье. Отдельно составленный список батраков, не имевших собственного хозяйства, включал 21 семью (27 душ мужского пола). Из них 2 человека значились в бегах. Помимо этого еще 8 батраков (из бывших дворовых людей) находились на службе в имении Славечна Волынской губернии.

Однако прежде, чем крестьяне успели приступить к выплате выкупных платежей, грянули события, заставившие власти изменить ход реформы в белорусских и литовских губерниях. На территории Польши, Литвы и Беларуси вспыхнуло восстание, имевшее целью возрождение независимой Речи Посполитой. Его главную силу составляло местное дворянство, многие представители которого являлись офицерами царской армии. Успех восстания в значительной степени зависел от того, чью сторону примет крестьянство, составлявшее основную массу населения мятежных губерний. Поэтому и повстанцы, и правительственные органы развернули активную агитацию. Первые убеждали крестьян, что им нечего надеяться на милость, спущенную сверху, — подлинной свободы они смогут добиться только сами, осознав свои интересы. Правда, помимо общих лозунгов, революционные агитаторы не предлагали конкретной программы улучшения жизни крестьян. Правительство со своей стороны разъясняло, что помещики, якобы недовольные отменой крепостного права, восстали, чтобы вернуть прежнюю власть над своими крестьянами. Для массового сознания этот аргумент был гораздо более доходчивым. Это в сочетании с традиционными для крестьянства монархическими воззрениями предопределило его позицию.

Нет сведений о том, что агитаторы повстанцев действовали на территории Кореньщины. Однако не исключено, что ее достигли отголоски события, имевшего место по соседству. В начале 1863 г., когда в Польше восстание уже разгоралось, 23-летний прапорщик М. Цюндзевицкий, сын владельца имения Вильяново Борисовского уезда, находился дома в четырехмесячном отпуске. Одевшись в тулуп и шапку, он разъезжал по имениям уезда, пытаясь агитировать крестьян. Одна из таких попыток произошла в корчме при деревне Камень (примерно в 15 км от Кореньщины). Угостив водкой крестьян, справлявших там крестины, Цюндзевицкий стал читать им революционный листок — вероятно, издаваемую подпольной типографией «Мужицкую правду». Крестьяне, однако, сообщили о нем властям. Молодого офицера арестовали и приговорили к расстрелу[2].

Кореньщину не затронули также и боевые действия. Имеются сведения о действиях на территории Борисовского уезда лишь двух повстанческих отрядов, один из которых прошел в апреле 1863 г. примерно в 15 км севернее, через Нестановичи, Метличицы, Деделовичи и Мстиж, другой — значительно южнее, в районе Смолевич[3].

Значительно большее воздействие на жизнь Кореньщины оказали изменения в политике властей, последовавшие за подавлением восстания. Пытаясь сохранить лояльность белорусского крестьянства, правительство по инициативе виленского генерал-губернатора М. Н. Муравьева (которому подчинялась и Минская губерния) изменило условия освобождения крестьян в западных губерниях. Высочайшим указом от 1 марта 1863 г. отработочные повинности отменялись, а все крестьяне переводились на денежный оброк. Сумма его была снижена на 20% по сравнению с первоначальными расчетами. С 1 мая того же года крестьяне признавались собственниками надельных земель. Они получили также право пользоваться некоторыми из угодий, оставшихся в собственности помещиков (сервитутами). Главным образом это касалось пастбищ. Согласно указу от 2 ноября 1863 г. в белорусских губерниях начали деятельность поверочные комиссии, которые пересматривали условия уставных грамот и возвращали крестьянам земли, отрезанные у них после составления обязательных инвентарей 1840-х гг., а также предоставляли наделы безземельным хозяйствам.

Очередь на возобновление реформы в имении Красный Бор на основании указа от 2 ноября 1863 г. дошла в следующем году. Протокол Борисовской уездной поверочной комиссии, датированный 27 августа 1864 г., констатировал, что на основании инвентаря 1846 г. от крестьянских наделов в 1854 г. были отрезаны все земли, превышавшие 13,3 дес. на двор, что в итоге составило значительные земельные массивы. Владелец имения А. Чудовский согласился с этим и выразил готовность по желанию крестьян сделать из запасных земель прирезку до размеров их прежнего надела. В результате общая площадь наделов увеличилась до 2956,8 дес., а с учетом 328 дес. пастбищ и 188 дес. зарослей и прочих неудобиц — примерно до 3466 дес. Вновь наделялись землей 7 хозяйств (из них 2 отставных солдата, 4 молодые семьи, ранее хозяйствовавшие вместе с родителями, и 1 бывший батрак, получивший огородный надел). Общее число хозяйств увеличилось таким образом до 157[4].

Средний размер надела после прирезки должен был составить 18,8 дес. на двор. На душу мужского пола (согласно данным ревизии 1858 г.) приходилось около 5,3 дес. Обеспеченность землей по разным деревням сильно варьировала. В Михалковичах она почти не увеличилась — 13,8 дес. на двор (3,9 на душу мужского пола). В Черневе средняя величина надела достигла после прирезки 14,2 дес. (4,1 на душу), в Терехах — 18,4 (4,3), в Прудках — 21,2 (5,2), в Жирблевичах, включая 1 огородника, — 20 (5,4), в Лищицах, включая 4 огородников, — 16,6 (5,8), в Громнице — 22,7 (7,8), в Козырях — 26,4 (7,8).

При проверке суммы оброка комиссия отметила, что земля в имении песчаная, каменистая. Озимую пшеницу на ней не сеют, яровую сеют только на хорошо унавоженных участках. Урожай ржи, согласно показаниям крестьян, оценивался в 1–2 зерна (что при норме высева 0,9 ц/га означало всего около 2 ц/га). Укос с надельных сенокосов (преимущественно болотных) составлял в Жирблевичах по 90 пудов (6 возов при весе воза 16 пудов, или 2,6 ц), в Лищицах и Прудках — по 120 пудов, в Михалковичах — 75, в Громнице — 100, в Терехах — 120, в Козырях — 104. Помещик не согласился с этой оценкой, заявив, что обычный урожай зерновых составляет 4–5 зерен, а укос — по 225–300 пудов, что позволяет некоторым хозяйствам содержать по 30–40 голов скота. Крестьяне, заинтересованные в уменьшении платежей, стояли на своем. Комиссия пришла к соломонову решению, что урожай зерновых следует оценивать в 3 зерна (т. е. около 2,7 ц/га).

В итоге оброчные платежи все же значительно снизились. Их сумма, ранее уже сокращенная по указу от 1 марта 1863 г. с первоначальных 29 руб. 55 коп. до 23 руб. 2 коп. в год, устанавливалась теперь в разных деревнях в пределах от 6 руб. 38 коп. (за надел размером в 13,3 дес.) до 19 руб. 16 коп. (за самый крупный надел в 35,5 дес., который получил Иосиф Францев Стасюлевич из деревни Громница). На основании оценки качества земель сумма платежей с 1 дес. была определена в деревнях Жирблевичи и Терехи в 42 коп., в Михалковичах и Козырях — 48 коп., в Громнице, Лищицах, Прудках и Черневе — 54 коп. Общая сумма оброка с имения, составлявшая первоначально 4237 руб. 15 коп. и после 20-процентного снижения уменьшенная до 3396 руб. 92 коп., по решению поверочной комиссии сократилась до 1455 руб. 76,5 коп. в год.

В протокол было вписано заявление помещика о том, что он не согласен со столь низкой суммой выкупа и намерен подать протест в губернское присутствие. Это намерение А. Чудовский вскоре исполнил, и его жалоба, датированная 28 сентября 1864 г., приобщена к тому же делу в фонде присутствия по крестьянским делам[5]. В ней он повторяет те же аргументы о средней урожайности в 4–5 зерен и добавляет, что по экономическим книгам имения она составляет даже 6,5 зерна. Крестьяне имеют в запасном магазине до 1700 четвертей зерна и никогда ни прибегают к его покупке. Между тем, как отмечает помещик, при трехпольном севообороте и урожае в 2–3 зерна они не смогли бы прокормиться. Сбор сена тоже занижен, о чем должны свидетельствовать данные о количестве скота из несохранившегося инвентаря 1858 г., приведенные в жалобе Чудовского. Тогда на 270 хозяйств (очевидно, в обоих имениях — Красном Бору и Ганевичах вместе) будто бы насчитывалось 4800 голов крупного рогатого скота (17,8 на хозяйство), численность которого с тех пор еще более возросла. Судить же о качестве сенокосов по нынешнему необыкновенно дождливому лету было, по мнению Чудовского, неправильно.

Далее он отмечал, что крестьяне заявили поверочной комиссии об отсутствии у них дополнительных заработков. Между тем они регулярно нанимаются на вывозку леса и зарабатывают на этом за зиму по 40–50 руб. Кроме того, есть возможность наняться на работу и в самом поместье, причем плата за пеший день составляет 30 коп., а за упряжный — 40, так что трудолюбивый хозяин в год может заработать 40–50 руб. дома. Комиссия также указала плату за наем 1 дес. пашни в 50 коп., а сенокоса — 1 руб., не отметив, что эти цены относятся к запасным землям низкого качества, расположенным вдали от селений. Цена же за надельную землю, по мнению Чудовского, вполне соответствует прежней сумме оброка в 20 руб. за надел в 13,3 десятины, что с учетом 2 зимних транспортов и 12 рабочих дней (сгонов) летом дает примерно 1 руб. 50 коп. за десятину пашни и 2 руб. — за десятину сенокоса.

Сумма оброка, за которую так настойчиво сражался Чудовский, все равно не попадала в его руки, так как имение было заложено в Санкт-Петербургской сохранной казне (бывшем опекунском совете). Оброк перечислялся туда на погашение долга. При этом ежегодные платежи не покрывали даже проценты по займу. Так, за 1862–1863 гг. выплачено 7317 руб., тогда как проценты за это же время составили 7426 руб.[6] Отсюда становится понятной озабоченность помещика: более чем двукратное уменьшение суммы оброка, определенное поверочной комиссией, вообще лишало его надежды расплатиться с долгом.

Выкупной акт на имение Красный Бор был окончательно составлен поверочной комиссией 8 декабря 1865 г.[7], однако сумма оброка в нем оставалась прежней — 1455 руб. 76,5 коп. Это означает, что жалоба Чудовского осталась без последствий. Несколько увеличилась площадь общинных сельхозугодий. Структура наделов в окончательном виде отражена в таблице 44.

Т а б л и ц а 44. Распределение надельных земель имения Красный Бор согласно акту поверочной комиссии 1865 г. (в десятинах)

Деревня

Число дворов

Усадебная земля

Пахотная земля

Сенокосы

Пастбища

Неудобицы

Всего

В том числе надел

Громница

20

20,0

295,8

111,3

49,7

16,8

493,6

427,1

Жирблевичи

16

19,0

236,2

96,3

37,6

19,7

408,8

351,5

Козыри

15

15,0

267,6

113,5

43,9

37,4

477,4

396,1

Лищицы

17

17,0

180,1

84,8

38,5

44,2

364,6

281,8

Михалковичи

30

31,0

267,4

113,4

64,0

48,9

524,7

411,8

Прудки

22

30,0

292,5

138,2

62,6

19,4

542,7

460,7

Терехи

24

22,0

315,0

112,0

80,7

54,4

584,4

449,0

Чернево

13

13,0

117,0

55,1

28,0

8,8

221,8

185,1

Итого

157

167,0

1971,5

824,5

405,0

250,0

3618,0

2963,1

В среднем на один двор крестьяне получили в пересчете на гектары по 1,16 га усадебной земли, 13,7 га пашни, 5,7 га сенокосов, 2,05 га пастбищ и неудобиц. При оценке численности населения около 1500 человек, на одну душу приходилось 1,55 усадебной и пахотной земли, 0,9 га прочих угодий, в сумме около 2,5 га обрабатываемой земли.

Кроме того, несколько крестьян получили в дар от помещика существенные дополнения к своим наделам. В частности, 31 августа 1865 г. Чудовский за прошлые заслуги подарил одному из своих бывших крестьян, Ивану Емельянову Ясюкевичу из Громницы, дополнительный земельный участок в размере 16 дес. пашни и 6 дес. сенокоса из состава помещичьих земель. Тогда же другой крестьянин, Николай Яковлев Лойковский из Прудков, получил 9,1 дес. пашни и 3,4 дес. сенокоса. В ноябре 1865 г. Чудовский выдал еще 4 дарственные на земельные участки, которыми он одарил Ивана, Семена и Алексея Михайловых Лисов из Козырей и Ивана Яковлева Лойковского из Лищиц. Первый из них в дополнение к наделу получил 15 дес. пашни и 5 дес. сенокоса, второй — 14 дес. пашни и 10 дес. сенокоса, третий — 3 дес. пашни, четвертый — 3 дес. пашни и 1 дес. сенокоса[8]. Всего, таким образом, 6 хозяйств получили 85,5 дес. земли, которая в последующем земельном учете не смешивалась с надельной и фигурировала в категории дарственной земли.

Материалы о наделении землей бывших государственных крестьян Кореня и Нарбутова гораздо более скудны. Видимо, в руках крестьян остались в основном те наделы, которые фигурируют в акте люстрации и посемейном списке за 1850 г. (11 хозяйств в Корене и 4 — в Нарбутове, на них приходилось 252 дес. пашни и сенокосов, 12 дес. пастбищ). Несколько позже (вероятно, около 1865 г.) из лесного ведомства исключили земли, переданные под распашку крестьянам Гайненского сельского общества. В перечне этих земель упомянуты урочища Алтар, Гатовка и Бабья Лужа при деревне Корень, а также урочище без названия при деревне Нарбутово[9]. Земли, ранее занятые лесом, лесной порослью и пашней из-под леса, были перераспределены под пастбища (21,8 дес.) и неудобицы (13,9 дес.).

С 1 февраля 1866 г. правительство объявило о принудительном выкупе надельных земель у помещиков. Последние получали выкупную сумму единовременно из государственной казны, а крестьяне должны были возвращать ее теперь уже уездному казначейству. Этой мерой окончательно упразднялась личная зависимость крестьян от бывших владельцев. Отныне им предстояло овладевать навыками самоуправления на сельских и волостных сходах. По случаю изменения характера выкупных платежей был составлен еще один список дворохозяйств, переходящих с 1866 г. на выплату в пользу государства[10]. В основном он повторяет данные списка, приложенного к протоколу поверочной комиссии от 27 августа 1864 г.

В связи с этим постановлением Минское губернское по крестьянским делам присутствие 12 марта 1866 г. еще раз рассмотрело материалы о выкупе земель по имению Красный Бор и пришло к выводу, что с момента фактического начала выплат (1 мая 1865 г.) по 1 января 1866 г. крестьяне внесли помещику оброк в сумме 5861 руб. 29,75 коп., тогда как по норме, установленной поверочной комиссией, с них причиталось за этот период всего 3907 руб. 67,5 коп. Поэтому было решено понизить общую сумму оставшейся выкупной ссуды на величину, переплаченную крестьянами. После этого она составила 22309 руб. 12 коп., а величина ежегодных выплат — 1338 руб. 54,75 коп.[11] На одно хозяйство в среднем приходилось около 8,5 руб., или по 45 коп. за десятину надела. Благодаря переплате оставшиеся платежи оказались ниже, чем в среднем по губернии, где они составляли 67–68 коп. за десятину[12].

В 1867 г. на выкуп перевели государственных крестьян, со времени люстрации находившихся на оброке. С этого момента они также переходили в разряд крестьян-собственников, и статус двух категорий крестьянства (государственных и помещичьих) окончательно уравнивался[13]. Тогда же бывшие государственные крестьяне влились в состав волостей. При этом Красноборская волость упразднялась. Территория имения Ганевичи вошла в Юрьевскую волость, а вся территория Кореньщины, включая принадлежащие отныне к Гайненскому сельскому обществу деревни Корень и Нарбутово, — в Гайно-Слободскую волость. Волостное правление разместилось в деревне Слобода бывшего имения Мурованый Двор, расположенной недалеко от южной границы Кореньщины (в 3 км юго-западнее Жирблевич). К этому времени произошло укрупнение сельских обществ, сохранившееся впоследствии на несколько десятилетий: деревни Жирблевичи и Михалковичи образовали Жирблевичское общество, Громница, Лищицы и Чернево — Лищицкое, Прудки, Терехи и Козыри — Прудчанское.

Завершающим штрихом в аграрной реформе стало оформление данной на землю крестьянам имения Красный Бор бывшей Красноборской, а затем — Гайно-Слободской волости, составленной 8 ноября 1868 г.[14] В этом документе указывается общее количество ревизских душ мужского пола — 561, включая 23 батраков. Земельные наделы крестьян трех сельских обществ распределялись со ссылкой на выкупной акт от 8 декабря 1865 г., но цифры по деревне Козыри иные: вместо прежних 267,6 дес. пашни значилось 206,6, т. е. на 61 десятину меньше. Слегка изменилась также величина усадебной земли в деревне Терехи: вместо 22,4 дес. указано ровно 22 дес. Трудно сказать, явилось ли это следствием исправления ошибки или вызвано какими-то пертурбациями в распределении земли между помещиком и крестьянами.

На основании этих данных, а также материалов люстрации Кореня и Нарбутова можно определить величину сельскохозяйственных угодий в расчете на дворохозяйство (без учета запасной земли) (таблица 45).

Т а б л и ц а 45. Обеспеченность надельной землей в расчете на хозяйство (в гектарах)

Деревня

Число дворов

Усадебная

Пахотная

Сенокосы

Пастбища

Неудобицы

Всего

В том числе надел

Громница

20

1,1

16,1

6,1

2,7

0,9

26,9

23,3

Жирблевичи

16

1,3

16,1

6,6

2,6

1,3

27,8

23,9

Козыри

15

1,1

19,4

8,2

3,2

2,7

34,7

28,8

Корень

11

0,8

13,5

3,1

0,8

0,0

18,2

17,4

Лищицы

17

1,1

11,5

5,4

2,5

2,8

23,4

18,1

Михалковичи

30

1,1

9,7

4,1

2,3

1,8

19,1

15,0

Нарбутово

4

0,7

10,9

2,6

0,7

0,0

14,8

14,1

Прудки

22

1,5

14,5

6,8

3,1

1,0

26,9

22,8

Терехи

24

1,0

14,3

5,1

3,7

2,5

26,5

20,4

Чернево

13

1,1

9,8

4,6

2,3

0,7

18,6

15,5

Итого

157

1,2

14,9

6,0

2,9

1,7

26,8

22,1

Как видно из таблицы, наилучшая обеспеченность землей, несмотря на отмеченное уменьшение, наблюдается в Козырях, наихудшая — в Михалковичах, Черневе и Нарбутове. В Прудках она оказалась ближе всего к средним показателям.

Получить представление о составе земель, оставшихся в руках помещика, поможет следующий факт. В январе 1890 г. владелец имения Красный Бор Т. Давидович принял решение заложить его в Дворянском банке. В связи с этим Минская казенная палата поручила податному инспектору Борисовского уезда уточнить площадь и состав угодий[15]. Вероятно, именно в результате этого обследования установлены цифры, которые затем фигурируют в окладных листах последующих лет: 10 дес. усадебной земли, 1 дес. сада, 11 дес. огорода, 1464 дес. пашни на супесчаных землях, 40 дес. суходольных сенокосов и 572 дес. болотных, пастбищ болотных 45 дес. и по лесной поросли — 39 дес. Всего, таким образом, удобной земли насчитывалось 2182 дес. Кроме того, 796 дес. находилось под дровяным лесом и 60 дес. — под кустарником, а 1966 дес. числились в разряде неудобных (не подлежащих налогообложению). Общая площадь по имению составляла, согласно этим данным, 5281 дес.[16] Помимо этих угодий имелись еще земли, относившиеся к хутору Остров, который при продаже имения Красный Бор от К. Чудовского Т. Давидовичу остался во владении первого. В 1881 г. при отдаче его в аренду там значилось усадебной земли на 1 дес., пахотной на 24 дес., сенокосной на 4 дес., еще 6 дес. приходилось на озеро Глухое, 249 дес. оставалось под болотом[17].

Всего с учетом сведений о землях Кореня и Нарбутова на территории Кореньщины крестьяне получили около 2346,5 дес. усадебной и пахотной земли, или 60% ее общего количества. Оставшиеся 40%, около 1544 дес., находились во владении помещика и костела. Крестьянские сенокосы составили около 868,5 дес., помещичьи — 616 дес., или 59 и 41%. Из пастбищ крестьянам досталось 439 дес. (84%), помещику — 84 (16%). Весь строевой лес (около 910 дес.) и основная масса неудобиц (около 2221 дес., занятых в основном болотами и мелколесьем, годным на дрова) остались за помещиком и костелом, крестьяне использовали лишь около 264 дес. неудобиц (под улицами, дорогами, межами и пр.).

В качестве характерной особенности крестьянской реформы в западных губерниях Российской империи (включая Минскую) следует отметить то, что надельные земли здесь были сразу же закреплены в подворное владение, как и в условиях крепостного права. При этом в ведении сельского общества оставались только пастбища и неудобицы, вся пахотная земля и сенокосы принадлежали каждому хозяйство индивидуально и переходили по наследству. В России и на востоке Беларуси (в Могилевской и Витебской губерниях) надельная земля обычно поступала в ведение сельской общины, которая периодически (раз в 10–15 и более лет) осуществляла передел в соответствии с изменившимся составом хозяйств: в случае увеличения количества работников хозяйства могли получить добавочную землю за счет тех, у кого их число сокращалось. На востоке Беларуси общинное владение охватывало в 1877 г. 96,2% надельной земли[18]. В остальных губерниях эта форма встречалась эпизодически. Допускался переход с одной формы землевладения на другую по решению сельского схода при условии, если его поддержали не менее 2/3 дворохозяев, имевших право голоса.

Крестьяне Кореньщины, как и подавляющее большинство в Минской губернии, получили свои наделы в подворное владение. До погашения выкупной ссуды право собственности крестьян на эти земли было ограниченным. С точки зрения фискальной системы объектом обложения оставалось сельское общество. Поэтому в налоговых документах (окладных книгах), которые велись губернской казенной палатой, индивидуальные хозяйства не фигурируют. Сельское общество несло коллективную ответственность за выплату доли налога, причитавшейся с каждого хозяйства. В свою очередь члены хозяйства несли коллективную ответственность за выплату выкупной ссуды. Община регулировала также принудительный севооборот: озимый клин всех хозяйств надлежало концентрировать в одной части сельских угодий, яровой — в другой. Необходимость этого диктовалась тем, что пожня после уборки озимых, а также паровой клин использовались как дополнительное совместное пастбище.

Надельная земля обычно состояла из нескольких узких (шириной в 5–20 м) и длинных (сотни метров) полосок (шнуров), расположенных в разных местах, нередко довольно далеко друг от друга. Такая чересполосица, унаследованная от времен крепостного права, объяснялась стремлением компенсировать недобор урожая из-за неодинакового качества земли в разных урочищах. Две-три полоски одного севооборотного клина, расположенные далеко друг от друга, позволяли хозяевам иметь в среднем сопоставимый уровень плодородия. Узкие и длинные полоски были оптимальны для пахоты, поскольку не требовалось слишком частых разворотов.


[1] НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 392. Л. 158—164 об.

[2] Восстание 1863—1864 гг. в Литве и Белоруссии. — М., 1965. № 235. С. 422.

[3] Восстание 1863—1864 гг. в Литве и Белоруссии. № 234. С. 421—422.

[4]НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 393. Л. 5—18.

[5] НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 393. Л. 19—27 об.

[6] НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 392. Л. 134.

[7] НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 392. Л. 32.

[8] НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 393. Л. 1.

[9] НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 393. Л. 207 об.

[10] НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 392. Л. 202.

[11] НИАБ. Ф. 242. Оп. 2. Ед. хр. 392. Л. 32.

[12] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён: У 3 т. Т. 2. — Мн., 2002. С. 106.

[13] Панютич; В. П. Социально-экономическое развитие белорусской деревни в 1861—1900 гг. — Мн., 1990. С. 31.

[14] НИАБ. Ф. 242. Оп. 3. Ед. хр. 404.

[15] НИАБ. Ф. 333. Оп. 4. Ед. хр. 6836. Л. 4.

[16] НИАБ. Ф. 333. Оп. 4. Ед. хр. 6836. Л. 9об.—10, 28об.—29, 45—46.

[17] НИАБ. Ф. 147. Оп. 3. Ед. хр. 32716.

[18] Гісторыя сялянства Беларусі са старажытных часоў да нашых дзён. Т. 2. С. 142.